Ноктюрн

— Смешаем с вином, — предложил часовой и взял бутылку.

Пока часовой готовил микстуру, я уговорил Иветту пойти за скалы переодеться:

— Немного лучше, — сказала она, возвращаясь. — Жаль, у тебя нет никакой одежды.

Стараясь подавить дрожь, я ответил по возможности беспечней:

— Пустяки. Разведем костер, согреемся.

Я отпил из бутылки несколько глотков приготовленного зелья, и действительно, сразу стало теплее.

— Вы что здесь охраняете? — спросил я часовых.

Переглянувшись, они усмехнулись.

— Мост охраняем, — ответил один.

— Мост взорван, чего ж его охранять?

— Нас поставили здесь, обещали смену прислать, а смены нет и нет. Целый день во рту крошки не держали. Хорошо, хоть винный погребок поблизости обнаружили, а то хоть караул кричи.

— Может, про вас забыли? — предположил я. — Взорвали мост и забыли.

— Капитан сказал, чтобы мы уехали с последним танком, если смена не придет. Здесь еще танки должны пройти.

Я усмехнулся.

— Что здесь танкам теперь делать! Им-то сообщат, что мост взорван, пойдут другой дорогой.

— А ведь верно! И брод заминирован, — сказал часовой.

— Забыли про нас! — воскликнул второй. — Товарищ правильно говорит — нечего тут охранять!

Как всегда с наступлением ночи, перестрелка затихла, но тишина еще сильнее действовала на нервы. Если бы вокруг стреляли, мы, по крайней мере, знали бы, что находимся в окружении. Если бы шел бой в каком-то направлении, было бы ясно — там линия фронта. А теперь нас томила неизвестность.

Время от времени я отжимал воду, стекавшую вниз по штанинам. У меня было такое ощущение, будто меня, как маленького ребенка, закутали в мокрые пеленки и я никак из них не выпутаюсь. Вдали, где в Пиренеи вплеталось шоссе, во все стороны, мигая фарами, сновали машины. Но это было далеко, очень далеко. Мы сидели под обломками моста, раздумывая, что предпринять. Вдруг с того берега донесся чей-то говор.

— Взорвали мост, — произнес кто-то, и довольно громко.

— Красные сволочи! — выругался другой.

— Фашистские лазутчики, — прошептал часовой.

Его приятель вскинул винтовку.

— Не смей! — остановил его первый часовой. — Нам же сказано: в бой не ввязываться.

Было слышно, как люди на том берегу уходят вверх по течению.

— Дайте мне пару гранат, мы с Иветтой пойдем, — сказал я. — У меня только револьвер. Да и тот промок.

— На, бери, — часовой небрежно кинул две гранаты. — Если надо, могу еще дать.

— Давай четыре, — сказал я, подвешивая гранаты к поясу.

Часовой подкинул еще две.

— Идем, Иветта! — сказал я, с трудом разгибая окоченевшие ноги.

— Возьмите и нас с собой! — попросил один из часовых.

Я ответил не сразу. У них были винтовки, которые нам могли пригодиться при встрече с противником. И хотя мне хотелось остаться наедине с Иветтой, я все же решил взять их с собой. Одной рукой я обнял Иветту, в другой сжал взведенную гранату, и мы отправились в путь.

— Куда мы пойдем? — спросила Иветта.

— Надо разыскать свою часть.

Один из попутчиков усмехнулся.

— Вот как бывает на войне: найдешь себе жену, глядишь — свою часть потерял.

Мы с Иветтой переглянулись, но промолчали. Я совсем окоченел. Стиснув зубы, старался держаться. Иветта тоже дрожала как осиновый листок, и я крепче обнимал ее. Я с сожалением вспоминал свою теплую испанскую шубу, которую забыл в машине и потопил в реке. В ботинках хлюпала вода, икры сводило судорогой. Когда стало совсем невмоготу, я поставил гранату на предохранитель, присел на обочину и, засучив штанины, принялся растирать заледеневшие ноги.

Иветта опустилась рядом со мной:

— Позволь мне.

От ее массажа сразу стало легче.

— Тишина-то гробовая, — сказал один из попутчиков. Он достал из кармана сигарету и прикурил от висевшей на поясе большой зажигалки фронтового образца. — Вы как считаете, товарищ, мы не в окружении? Своими здесь что-то и не пахнет.

Дым сигареты был такой вкусный, что у меня засосало под ложечкой.

— Наши под прикрытием ночи занимают новый рубеж обороны, — ответил я.

— А мне тоже сдается, мы в окружении, — усомнился и второй часовой.

— Что за вздор! — воскликнула Иветта, продолжая растирать мои ноги.

— Конечно, вздор, — поддержал я, сам не очень-то веря в это. Просто хотелось успокоить Иветту. — Мы сейчас в нейтральной зоне и скоро придем к своим.

Часовой передал мне свою сигарету. Я затянулся, и у меня приятно закружилась голова.

— Ну как табачок? — спросил он.

— Давно не курил. Голова кружится.

— Это от любви, — усмехнулся второй попутчик, и я со злостью сплюнул.

На дороге что-то звякнуло. Мы замерли. Иветта привстала, напряженно вслушиваясь. Теперь, помимо бряцания металла, доносился мерный топот, будто по дороге от реки шагал целый батальон.

— Может, наши? — прошептала Иветта.

— Едва ли. Давайте спрячемся! — сказал я, и мы укрылись за скалой недалеко от дороги.

Их было много. Шли строем, неся на плечах какое-то оружие. У некоторых головы были повязаны чалмами.

— Марокканцы! — с дрожью в голосе сказала Иветта.

Теперь я заметил, что на плечах у них не винтовки, а лопаты.

— Это саперы, — сказал я и, поднявшись из укрытия, крикнул: — Ойга! Вы куда?

Разом лязгнули сотни лопат, толпа остановилась.