Ноктюрн для двоих

— Ольга Васильевна… Ну, Ленина мама, в командировке.

— Советую ее вызвать.

— Что, неужели так?.. — Славик закрыл лицо руками. — Она умирает?

Врач досадливо поморщился:

— Я же сказал — сейчас непосредственной угрозы для жизни нет. Но сердечники бывают непредсказуемы. До полного обследования не могу сделать никаких прогнозов. А сейчас извините, меня ждет работа.

Он повернулся и скрылся в дверях.

13

— Оля! Оля, сюда!

Ольга Васильевна обернулась и увидела Магницкого, который пытался продраться к ней через толпу.

— Оля!

Она секунду колебалась, но потом подхватила сумку и двинулась ему навстречу.

— Ох, Оля! — Он выхватил у нее сумку и попытался задержать ее руку в своей. — Я тебя очень жду…

— Вижу, — довольно сухо сказала Ольга Васильевна. Сумку она отдала, но руку высвободила. — Как она?

— Ничего. Сейчас ничего, хотя она все еще в реанимации. — Валентин Петрович нахмурился. — Но было совсем плохо.

— Ты на машине?

— Конечно.

— Поехали к ней.

Валентин Петрович подвел Ольгу Васильевну к новенькому «вольво» и заботливо распахнул перед ней дверцу.

Полдороги они молчали, потом Ольга Васильевна спросила:

— Не знаешь, как это произошло?

Магницкий замялся:

— Там какая-то путаная история… И долгая.

— Ничего, пока едем, говори. Время есть.

— Да я знаю-то мало!

— Ничего, расскажи, что знаешь.

Магницкий помолчал, потом осторожно спросил:

— Лена тебе говорила, что они с Игорем снова встретились?

Брови Ольги Васильевны изумленно взлетели вверх:

— Нет… — Она растерялась.

— Так вот, они встретились, и… Ну, в общем, ты понимаешь.

— Ах вот так… Ну что ж. — Ольга Васильевна откинулась на спинку сиденья. — Ну что ж… Судьба.

Магницкий изумленно, но с облегчением взглянул на нее:

— Тебя эта новость не расстроила?

— Эта — нет. Мне с самого начала казалось, что они созданы друг для друга.

— У Лены же есть муж.

Ольга Васильевна вздохнула:

— Славик хороший человек, но я никогда не считала их брак удачным.

— Но ведь…

— Я могу вмешаться в личную жизнь дочери только советом. Если послушает — хорошо, нет так нет.

Магницкий попробовал что-то возразить, но Ольга Васильевна остановила его нетерпеливым жестом:

— Ты так и не рассказал, что произошло.

— Я же говорю, что почти ничего не знаю. Они где-то встретились все втроем, произошло объяснение, Лене стало плохо… Вот, собственно, и все.

Магницкий знал гораздо больше, но не счел возможным докладывать Ольге Васильевне все до конца. Иначе выплыло бы, какую роль во всем этом сыграла его бывшая жена. А значит, он опять явился причиной несчастья, на этот раз, правда, косвенной. Время было неприемное — двенадцать дня. Однако дежурная медсестра, узнав, что Ольга Васильевна мать больной Трофимовой, пропустила ее к врачу без звука. Магницкий остался ее ждать в вестибюле.

В больницу вошла молодая красивая женщина, которой едва можно было дать тридцать с небольшим, а вышла усталая, сразу постаревшая и несчастная, выглядевшая на сорок пять, не меньше. Глаза у Ольги Васильевны ввалились, а взгляд был такой, будто она смотрела откуда-то издалека.

— Оля! Что? — Магницкий взял ее за руку и усадил на один из стульев, стоящих в вестибюле. Она беспомощно взглянула на него:

— Валя…

И вдруг разрыдалась, уткнувшись лицом ему в грудь. Он осторожно прижал ее к себе и гладил по волосам, успокаивая, как маленькую девочку:

— Оленька, Оленька. Ну хватит. Что сказал врач?

Ольга Васильевна, всхлипывая, отстранилась от него.

— Прогрессирующий порок сердца… Вероятно, врожденный.

— Но как такое могло случиться? Почему же до сих пор ничего не было?

— Не знаю… У нее никогда ничего не болело. Они говорят, что это скорее всего наследственное.

И Ольга Васильевна снова уткнулась ему в плечо.

— Как? — Валентин Петрович нахмурился. — Вероятно, все-таки ошибка… Наследственное — в кого? У тебя же ничего такого нет. И у меня…

— Валя! Я же тебе говорила — Лена не твоя дочь. Ты не хотел верить…

— Оленька, но как же?..

— Все гораздо страшнее. — Она села, выпрямившись, и попыталась остановить слезы. Ей это почти удалось.

Он смотрел на нее со страхом и недоумением.

Ольга Васильевна сказала ровно и бесцветно:

— Меня изнасиловали, Валя. В тот самый вечер, когда похоронили маму.

1973 год.

После похорон Анны Александровны Оля прошла в кабинет отца и села на диван. Она чувствовала себя тряпичной куклой: руки и ноги были как ватные, тело обмякло.

В квартире было полно народу: какие-то женщины, накрывающие на стол, ученики отца, пришедшие на похороны и оставшиеся на поминки… Но в кабинет никто не заходил.

Сколько она просидела — час, два, три, — она не знала. Заходила тетя Паша, обняла ее, попробовала вывести к столу, но Оля не пошла. Она не хотела, да и не могла никого видеть. К вечеру все потихоньку разошлись. Тетя Паша робко заглянула в комнату:

— Оленька… Ты бы хоть съела чего-нибудь…

Оля посмотрела на нее пустыми глазами. Она даже не поняла, что ей сказали. Тетя Паша всхлипнула:

— Горе-то… Горе какое. Вот так, в одночасье…

Мелкими шажками она пересекла кабинет, села рядом с Олей и обняла ее за плечи:

— Вот и остались мы с тобой одни… Деточка моя…