Ноктюрн (СИ)

Когда он с трудом разлепил веки в очередной раз, стояла глубокая ночь. Он дополз до выхода из своей норы и бессильно разлегся в высокой колючей траве, уставившись на мелькающую перед ним стену воды. Лицо его то искажала гримаса невыносимой боли, то вновь полнейшее спокойствие и смирение замирали в его прозрачных голубых глазах. Огромное черное небо раскинулось над миром, и вскоре тысячи звезд украсили его, предвещая безоблачную ночь и ясный теплый день.

Тяжело вздохнув, он перевернулся на живот, кое-как дополз до озера и сухими растрескавшимися губами припал к холодной глади воды, после чего сел на берегу, облокотившись спиной о замшелый валун. Размотав повязку, он с омерзением уставился на покрывшуюся уродливыми фиолетовыми нарывами кисть руки — знамение его трусости, малодушия и безверия. Поняв, что без решительных мер никак не обойтись, он нащупал под водой подходящий камень — плоский и крупный, со сточенными заостренными краями. С силой сжав зубы, он подумал о предстоящем варварстве, после вспомнил всю боль, которую он уже пережил, вспомнил оставшиеся от Леоноры хлопья пепла, вспомнил разорванное на части тело своей матери и сам не заметил, как рука с зажатым в ней каменным лезвием снова и снова с силой опускалась в намеченное им место у самого основания ладони. Он чувствовал, как ломаются мелкие кости, как остатки мышц и сухожилий отделяются от запястья, но даже ни разу не вскрикнул.

Опустив окровавленную культю в воду, он лежал лицом в землю, ожидая, когда силы навеки покинут его, зацепляясь слухом за прощальное пение полуночных птиц, нашедших приют в шумящих под дуновениями легкого ветерка ветвях. Вода струилась, унося его жизнь по узкой речушке в сторону обширных пшеничных полей, что темными волнами колосились далеко на горизонте. Послышался осторожный шорох за деревьями, и из светлого леса вышел олень. Огромный, красивый, с блестящей в свете луны шерстью и тяжелыми ветвистыми рогами, он важно прошелся по берегу, словно осматривая свои владения, и наконец склонился над водой в нескольких метрах от того места, где лежал, погружаясь в свой последний сон, темный эльф в разорванной окровавленной рубахе. Через час от его тела остался бы лишь черный след на золотистом песке. Олень ткнул мордой в висок Белаару. Эльф открыл глаза и увидел два смотрящих на него любопытных огонька. Он протянул руку и потрогал влажную морду, прошелся рукой по шершавым рогам.

— Я молил о помощи богов, а пришел ты, — обреченно прошептал эльф, после чего, наморщившись, прикрыл глаза и прочитал единственное доступное ему заклятие.

Олень, почувствовав угрозу, дернулся было в чащу, но проступивший под ним на земле кровавый след держал животное, как капкан. Зверь принялся неистово мотать головой, бить о землю копытами, через минуту в изнеможении опустился на колени и скорбно заревел свою прощальную песнь, после бессильно распластался на мокром песке и замер бездыханный.

Белаар открыл глаза и, привстав, склонился над убитым зверем. Из обрубка на его руке все еще сочилась кровь, но он почувствовал, как силы начали к нему возвращаться. Он, сдерживая слезы сожаления, благодарно провел ладонью по мягкой спине мертвого оленя и, отвернувшись от озера, направил свои окрепшие стопы на запад, в сторону моря, с четким намерением начать новую жизнь — вдали от тайн, войн, интриг и бессмысленных переживаний.