Ноктюрны: пять историй о музыке и сумерках

Пока я готовился к игре, супруги снова пересели ко мне спиной. Однако на этот раз они не стали обниматься, а нарочито выпрямили спины и заслонились ладонями от солнца. Пока я играл, они сохраняли удивительную неподвижность и вместе со стелившимися позади длинными вечерними тенями напоминали парные скульптуры на выставке. Поскольку конца у песни не было, игра завершилась на неопределенной ноте, и первое время супруги не шевелились. Потом они расслабились и зааплодировали, но, пожалуй, не так восторженно, как раньше. Тило, бормоча комплименты, поднялся на ноги и помог встать Соне. И только тут по их движениям стало заметно, что они уже не первой молодости. Но, может, и просто устали. Как я понял, они прошли изрядное расстояние, прежде чем встретили меня. Как бы то ни было, мне показалось, что встали оба не без труда.

— Вы устроили нам незабываемый концерт, — говорил Тило. — Нынче мы туристы, наше дело сидеть сложа руки и слушать! До чего же приятно!

— С удовольствием послушала бы эту песню опять, когда она будет готова. — Судя по голосу, Соня говорила искренне. — Может, когда-нибудь доведется услышать ее по радио. Кто знает?

— Да, — кивнул Тило, — и тогда мы с Соней будем исполнять для наших слушателей свою версию! — В воздухе прокатился его громкий хохот. Потом он с легким поклоном добавил: — Мы трижды вам обязаны за сегодняшний день. Великолепный ланч. Великолепная гостиница. И наконец — великолепный концерт здесь, на холмах!

Когда они прощались, меня так и подмывало открыть им правду. Признаться, что я намеренно послал их в худшую из здешних гостиниц, и посоветовать, пока не поздно, уносить оттуда ноги. Но после таких сердечных рукопожатий эти слова никак не слетали у меня с языка. Супруги направились вниз по склону, я остался на скамье один.

Когда я спустился в кафе, оно уже успело закрыться. Мэгги с Джеффом походили на выжатые лимоны. Сообщая, что не помнит второго такого хлопотливого дня, Мэгги, казалось, испытывала удовольствие. Но Джефф, когда мы уселись в кафе ужинать разными остатками, упомянул о том же самом в недовольном тоне: они, мол, так жутко надрывались, а чем был занят я, вместо того чтобы помогать? Мэгги спросила, как я провел день, но я, дабы не углубляться в дебри, не стал упоминать Тило и Соню, а рассказал, что поднимался на Сахарную Голову — поработать над песней. Она поинтересовалась, продвинулся ли я, и я заверил, что очень продвинулся. Джефф раздраженно вскочил и, оставив на тарелке недоеденный ужин, вышел. Мэгги притворилась, будто ничего не замечает, и была права: вскоре Джефф вернулся с жестянкой пива и, по большей части молча, стал читать газету. Мне не хотелось сеять раздор между сестрой и зятем, поэтому я вскоре, извинившись, отправился наверх дописывать песню.

Если днем моя комната имела вид самый вдохновляющий, то вечером дело обстояло совершенно иначе. Прежде всего, занавески не задергивались до конца, и стоило мне в жару открыть окно, чтобы не задохнуться, как на огонек слетались насекомые со всей округи. А огонька всего-то и было, что голая лампочка, свисавшая с потолка. Когда я ее включал, на пол ложились мрачные тени, усиливая сходство комнаты с подсобкой, которой она, собственно, и являлась. В тот вечер мне требовался свет, чтобы записать слова, если придут на ум. Но в спертом воздухе я долго не выдержал, в конце концов пришлось выключить лампочку, отдернуть занавески и широко открыть окно. Потом я, как ранее в дневные часы, уселся с гитарой в фонаре.

Так я провел приблизительно час, наигрывая различные варианты связующего пассажа, но тут раздался стук и в дверь просунула голову Мэгги. Дело, конечно, происходило в темноте, но внизу на террасе горело охранное освещение, и я хотя бы приблизительно различал ее черты. Мэгги неловко улыбалась, и я подумал, что она сейчас попросит меня спуститься и им подсобить. Войдя и закрыв за собой дверь, Мэгги сказала:

— Прости, мой милый. Но Джефф сегодня совсем заработался, просто валится с ног. И теперь говорит, что хочет спокойно посмотреть кино?

Она произнесла это именно так, с вопросительной интонацией, и я не сразу понял: она просит, чтобы я перестал играть.

— Но я работаю над важным сочинением.

— Знаю. Но он действительно устал как собака и говорит, что твоя гитара ему мешает.

— Джеффу пора понять, что не он один работает, у меня тоже есть работа.

Сестра как будто задумалась. Потом глубоко вздохнула:

— Наверное, мне не стоит доносить это до Джеффа.

— Почему? Почему тебе не донести? Пора ему знать.

— Почему? Да потому, что ему это не больно понравится. И я сомневаюсь, что он рассматривает твою работу наравне со своей.

Онемев, я мог только смотреть на Мэгги. Потом сказал:

— Что за вздор ты говоришь. Ну зачем ты мелешь такой вздор?

Мэгги устало покачала головой, но не произнесла ни слова.

— Нет, я не пойму: зачем ты мелешь такой вздор? И как раз тогда, когда у меня дела пошли в гору.