Ноль эмоций

— Случайно? Вот здесь, посреди тайги, в самый разгар региональной игры? — он опять расфыркался, раскурил сигарету, зажал ее углом рта и рассматривал меня одним глазом, сощурив второй, чтобы не щипало от дыма. — Откуда вы вообще взялись? А, ну да, запрыгнули в наш поезд…

Он пытливо на меня смотрел, сузив смешливые синие глаза, углом рта выдыхая дым в сторону и скрестив руки на груди.

Я беспомощно огляделась, ища глазами Константина. Но он куда-то исчез, и я на всякий случай решила придерживаться правды, не всей, конечно.

— За нами гнались гопники.

Глюк перенес вес тела на другую ногу, сделал очередную затяжку, не сводя с меня настороженного взгляда.

— И вы так далеко заехали — от гопников? — подозрительно спросил он неестественно тонким голосом.

— Ну… — мялась я, — а перед этим… Костик вытащил меня из дурки, и теперь мы скрываемся, кажется, нас хотят убить…

Глаза Глюка округлились от восторга, брови полезли на лоб, казалось, даже его мальчишеская челка еще больше встопорщилась от удивления.

Он сделал последнюю затяжку, вдавил окурок кедом в песок и звонко хлопнул себя по раскрытой ладони.

— Так ты — Ривер?

— Кто?! — ошарашенно переспросила я. — Я — Женя.

Он картинно закрыл себе рот рукой и еще больше выпучил глаза.

— Понял. Молчу. Я и сам не сторонник Альянса. А уж федералы эти так вообще оборзели. Творят что хотят, хватают честных людей посередь бела дня…

Я вообще перестала что-либо понимать, но поддержала его решение:

— Да уж, ты лучше помалкивай.

Он изобразил застегнутый на «молнию» рот, отвернулся и козлом ускакал в сторону нашего лагеря, оставив меня стоять с раскрытым ртом. Я пыталась сообразить, насколько сильно я могла навредить нашему с Костей положению своими откровениями. Хотя, с другой стороны, ну что могло случиться с нами тут, посреди глухого леса? Как вообще можно было вычислить, куда и каким путем мы направились, покинув дачу Левина? Да и этот странный, но в целом приятный парень, который уже один раз нас весьма выручил, вызывал у меня доверие. Но мысленно я все же дала себе наставление не распускать язык.

Днем мы с Константином мало виделись, он прибегал в шатер Гундулы перехватить еды и снова уходил на полигон. Он избавился от своей уже изрядно пожеванной светлой льняной рубашки, которая превратилась в подобие половой тряпки, и обзавелся каким-то рубищем с широкими рукавами, подолом и горловиной, расшитыми каймой. Из отросшей на макушке щетины он сделал подобие ирокеза, выбрив себе виски. Неделю небритая борода тоже внесла своеобразный штрих в создание его нового образа. И когда он внезапно появился в таком виде передо мной, я даже не сразу его узнала, а потом поперхнулась супом. Он был похож на мо́лодца из славянских сказок. Правда, не доброго, а злого, судя по выражению его лица, наморщенному лбу и изгибу бровей. Чем он был недоволен, он мне не сказал.

Суп мы варили вместе с Глюком. Его оставили дежурным по лагерю. Это означало, что он должен поддерживать очаг, нарубить дров, принести воды и сварить котел похлебки на всю команду. Этот обалдуй, не мудрствуя лукаво, притащил к костру целую охапку пачек лапши быстрого приготовления и еле поддался на мои уговоры запустить в котел еще хотя бы картошки. За свою инициативу я сама же и поплатилась, поскольку он взвалил на меня всю черную работу по ее очистке и нарезке, а сам сидел возле костра, лениво подбрасывая в огонь щепочки в ожидании, когда я все подготовлю к коронному выходу шеф-повара, курил и травил байки. Рассказчик он был, что называется, от бога, и каждая байка была мини-спектаклем, в лицах и по ролям. К нам подходили люди, заслушивались и забывали про свои дела; и вскоре увлеченный Глюк, сидящий у костра перед целой кучей невскрытых пачек «одноразовой» лапши, и я, потихоньку взявшая бразды правления супом в свои руки, оказались в центре внимания довольно большой толпы.

Я выловила кусок картошки, подула на него, попробовала, кивнула Глюку, и он, не прекращая вещать, принялся брать в руки брикет лапши, рвать зубами хрустящую упаковку, не глядя вытряхивать все ее содержимое в котел, швырять пустую упаковку в огонь. Потом брался за следующую. Когда в котле оказалось больше половины заготовленных им пачек, кто-то в толпе заметил, что вообще-то внутри, кроме лапши, должны быть еще маленькие пакетики с суповой заправкой. Глюк замер с надорванным пакетом в зубах, пискнул, вскочил с места, отобрал у меня поварешку и принялся бултыхать ею в супе, ища пакетики. Толпа зрителей напряженно следила за его действиями. Но, к нашему общему удивлению, в супе ничего мы не нашли. То ли они растворились в кипятке, то ли расплавились. Оставшуюся лапшу потрошила я, тщательно выбирая и вытряхивая в котел все содержимое из всех пакетов. Глюк притих, пристыженно выпучив глаза и грызя кулак, и толпа рассосалась.

Не будь он явно всеобщим любимцем и душой всех компаний, в которые попадал, вряд ли бы он отделался почти ласковым щелбаном по макушке от кого-то из своих.