Ноль-Ноль

— …Это «Горки-2», «Барвиха», — перебила Вера, вскрывая «Велкопоповицкого козела», пустившего ей на босые стопы пенную слюну, — самая дорогая земля в России. Бывшие ведомственные поселки, санатории. Причем многие приватизировавшие тут же выставили землю на продажу. Там не только эфэсбэшники прибарахлились — еще правительство Московской области, включая громовского пресс-секретаря, которому обломились семьдесят две, по-моему, сотки (то есть больше семи лимонов), прокурорские, судейские. Яков Вениаминов, бывший председатель этого самого… Высшего арбитражного суда, который активно помогал упечь Ходора, получил пятьдесят соток как раз за неделю до ареста последнего…

— Ну как там? — осведомился у Михея Витька, которого от всех этих разговоров брала привычная, просто в последнее время совсем уж какая-то нестерпимая тоска.

— Ладно, проканает, полагаю… — Михей грохнул заслонкой и распрямился. — Пойдем еще попотеем. Вер, сделаешь шланг?..

Они содрали с бедер полотенца, похватали дощатые «поджопники» и поспешно нырнули в парилку. Витька полез наверх, а Миха, подцепив ковшиком воды в тазу, быстрым, жуликоватым каким-то движением плеснул на камни, шикнувшие, фукнувшие, яростно дунувшие белым едким паром — Витька едва успел задержать дыхание.

— Так куда ты, говоришь? В Мексику? — спросил он через некоторое время, глядя перед собой, размеренно и осторожно работая легкими, щупая нижней губой покрытую соленой влагой верхнюю.

— Мексика, Гватемала, Сальвадор, Никарагуа, Коста-Рика, Панама… Ну и как получится…

— Далеко… — Витька машинально смазал запутавшуюся в волосах на груди щекотную струйку.

— Ну так в том и смысл…

— Бежишь, — с ухмылкой повернул к нему голову Витька, — из Арканара?..

Михей пожал слизисто поблескивающими плечами:

— А че тут делать?

— Во-во…

Нечего, думал он, словно лишний раз себя убеждая… Не-че-го.

— …Ну как, готов пострадать? — многообещающе оскалился Ткачук после очередной паузы.

Витька покорно распластался на животе. Михей, взяв из таза отмокающий там веник и отряхнув на плюющиеся камни, лениво перетянул его поперек спины… и еще — покрепче: уфф!.. И пошел охаживать со свистом, с оттяжкой, с хэканьем. Витька честно терпел, и потом, перевернувшись навзничь, прикрыв ладонями по-футбольному самое дорогое — и наконец сдался: «Хорош!»

— Готовность десять секунд! — заорал Михей, напоследок прижаривая розгами.

Витька сполз с полка, распахнул и тут же захлопнул за собой дверь парилки, в полтора прыжка пересек предбанник и, загодя, зажмурясь, заглотив воздуху для победного вопля, сиганул в ночные чернила. Немедленно ледяной брызжущий конус — Вера прижала пальцем выходное отверстие шланга — шваркнул по морде, прошелся сверху вниз, снизу вверх, по заднице, по затылку: Витька вертелся на месте, отфыркиваясь и ревя нечленораздельным матом в накрывшее всё, как дуршлаг с просвечивающими бесчисленными пробоинами, небо.

Три четверти часа спустя темная, словно уже пригоревшая бабочка мягко обхлопывала лампочку под странной формы абажуром, разбрасывая по кухне быстрые киношные тени. Бормоча традиционное, из Альсан Васильича, про баню и портки, Михей выдернул из морозилки три запотевшие до полной непрозрачности стеклянные стопки. Витька вертел в руках черную керамическую емкость, произведение дизайнерского искусства, тщетно пытаясь уразуметь, какое отношение имеют семь самураев, давшие имя водке, к городу Черкесску, где, судя по этикетке, ее разлили.

— Ты решил, что это для созерцания предназначено? — Вера брякнула о стол блюдом с закусью.

Витька с хрустом свернул крышку и опрокинул бутылку: живительная влага, запнувшись было на «шарике», торопливо забулькала в стаканчики, матовая поволока на которых расползлась, как стаскиваемая полиэтиленовая обертка.

— Ну, — посуровел Михей, — погнали.

И Ткачук, и карачаево-черкесские самураи толк в беленькой знали. Витька глотал не морщась, крякая лишь для порядку, драл зубами бурые лоскутья бастурмы, а выпаренное тело все не могло поверить в собственную материальность; в какой-то момент он почти совсем расслабился… Но только почти — тревожная лампочка все-таки мигала где-то в солнечном сплетении, мобильник лежал рядом с баночкой оливок, как взрывное устройство, а снаружи этой безмятежно освещенной кухни стояла глухая темень русских джунглей, в которой взвизгивали, возились и реготали омутищенские бандерлоги. Нет, Витька понимал, что уходить придется, и скоро. Но вот сейчас, сейчас об этом думать не хотелось совсем, и чтобы не думать, он садил стопарь за стопарем, а когда водка кончилась, под неодобрительным взглядом Михея полез в холодильник за оставшимся пивом…