— И остаться без копейки денег? — воскликнула Луиза. — Я вышла замуж, когда мне не было еще двадцати лет. Сейчас мне уже значительно больше тридцати. Никогда в жизни я не занималась ничем, кроме домашнего хозяйства. И потом, у нас в семье никто и никогда не разводился. Я один раз заикнулась отцу, что хочу уйти от Карена. Так отец с матерью пригрозили, что отрекутся от меня и даже проклянут, если я это сделаю. Отец сказал, что разведенная женщина — это позор для всей семьи. И он даже думать мне запретил о разводе.
— А твоя мать? Разве она не понимала, как тебе тяжело жить с таким мужем? С человеком, который пренебрегает тобой?
— Она провела со мной беседу на тему о том, что замужней женщине приходится получать от мужа не только розы, но и шипы, — всхлипнула Луиза. — И я даже не могла ей сказать, что Карен «голубой»! Она бы мне просто запретила говорить об этом. Я один раз заикнулась, но она так кричала на меня, чтобы я держала язык за зубами, что я просто замолчала. Мои родители больше всего на свете боятся, что про них будут плохо говорить. В какой-то степени они еще большие показушники, чем был Карен. Это они посоветовали мне завести любовника. По их мнению, любовник, конечно, при условии, что про него никто не знает, — это все же не такой позор для женщины, как развод.
— И ты, последовав совету своих родителей, познакомилась со Славой? — спросила у Луизы Инна.
— Ну да, — кивнула Луиза. — Раз уж вы все знаете, что теперь скрывать? Вы ведь, я так понимаю, не из журнала? И никакой статьи про Карена писать не собираетесь?
— Нет, — помотала головой Мариша. — Просто мы были на том острове, где убили Снайпера. И видели трех человек, каждый из которых мог быть его убийцей. А теперь ищем следы этих людей. И вот вышли на тебя.
— Что-то в этом роде я и предполагала, — пробормотала Луиза. — Следователь говорил мне, что тело Сережи нашли по указанию каких-то девушек. Так, значит, это были вы?
Подруги молча кивнули. Луиза тоже молчала.
— Как странно иной раз складываются обстоятельства, — наконец произнесла она. — Если бы Карену не вздумалось в тот мой день рождения проявить ко мне толику внимания, то, может быть, ничего бы и не случилось. Мы бы так и жили. Он, тайком встречаясь со своими мальчиками, а я тайком встречалась бы со Славой.
— А что изменилось в тот день? — полюбопытствовала Мариша.
— Карену захотелось быть ко мне добрым, — хмыкнула Луиза. — Этакая снисходительная жалость к дурочке-жене, готовой безропотно сносить от мужа все оскорбления. Он завел разговор, как же мне, бедняжке, наверное, тяжело живется без мужского внимания. А потом заявил, что, в общем-то, я никогда не отличалась особым темпераментом. Он так и сказал мне: «Чего там, ты же в постели холодная, как лягушка». И как только он произнес эту фразу, у меня в голове словно что-то взорвалось. Я влепила ему пощечину и заявила, что он понимает в женщинах не больше, чем я в изготовлении подводных лодок. И еще я ему сказала, что у меня есть любимый мужчина. И мы с ним встречаемся и очень-очень счастливы. Я так ему и сказала: мол, не думай, пожалуйста, Карен, что я буду терпеливо сносить твое пренебрежение. И еще я ему сказала, что я его никогда не любила, а сейчас, поняв, каким должен быть настоящий мужчина, и вовсе презираю. И раз уж он теперь все знает, то я перестаю скрывать свой роман. И плевать я хотела на его репутацию. Сказала, что и так на его репутацию я потратила больше десяти лет своей жизни и больше не намерена играть в эту дурацкую игру.
— А что Карен?
— Ну, сначала он задумался, — сказала Луиза. — Никакого гнева не проявил. И очень спокойно поинтересовался у меня, кто же мой любовник. И взбесился он лишь после того, как узнал, что Слава — циркач.
— Взбесился?
— Не то слово! — кивнула Луиза. — Он просто взвыл от бешенства. Дал мне пощечину. Дома мы были одни, гости должны были прийти поздней. Так что он мог позволить себе разойтись. Я даже думала, что он меня просто прибьет. Но побить сильно он меня при всем своем желании не мог, ведь был мой день рождения, скоро должны были прийти гости. Как это возможно? Жена музыканта и вдруг выходит к гостям с синяком под глазом. А убивать он меня тоже не решился, но, я думаю, вовсе не из-за каких-то теплых чувств ко мне или жалости. Просто он опять же подумал, что моя смерть может повредить его репутации. А за свою репутацию Карен трясся больше всего на свете. На ней не должно быть ни пятнышка.
— А тот факт, что у его жены есть любовник-циркач, он рассматривал именно как пятно, так? — уточнила Инна.