Читаем Номады Великой Степи полностью

Так вот, это самое животноводство бывает трех типов: стойловое, отгонное и кочевое, которые встречаются как в чистом виде, так и во всевозможных сочетаниях и переходных формах. Стойловое животноводство в чистом виде – современные европейские свинарники и коровники, где проходит весь цикл выращивания и эксплуатации животных от рождения до забоя на мясо. Отгонное или яйлажное животноводство, наиболее распространено в горных местностях. В классическом варианте зимой стада находятся на стойловом содержании, а летом выгоняются на альпийские луга для самовыпаса. Промежуточным вариантом между отгонным и стойловым животноводством является выпасное или пастушечье животноводство, когда в теплый период года стадо на день выгоняется на близко расположенное пастбище, а к вечеру возвращается в стойло. Все эти способы содержания сельскохозяйственных животных предполагают наличие стационарных строений для содержания скота (конюшен, коровников, овчарен), а следовательно и стационарных поселений самих животноводов.

Другое дело кочевое животноводство, когда семейные группы животноводов, в классическом варианте, в течение всего года следуют вместе со стадом по веками устоявшимся маршрутам, перевозя с собой с места на место весь свой скарб и весь провиант. При этом формируется свой, весьма своеобычный образ жизни, мобильный и компактный хозяйственный инвентарь, разборная архитектура, своеобразная кухня и своя система мировоззрения. Все то, что скрывается за емким термином «номадизм». И пусть в классическом виде номадизм – явление не слишком распространенное, чаще встречаются различные переходные формы от кочевого животноводства к отгонному, но, раз возникнув, номадный стиль бытия и номадная философия, сохраняется в течение ряда поколений, даже если сами этносы на какое-то время «оседают на землю» в благоприятных природных условиях. Яркий пример тому – российское казачество XVI—XIX веков. Перейдя к станичному образу жизни, переселившись в рубленые избы и глинобитные хаты, казаки умудрились сохранить коневодческий уклад и мобильность. Более того, они сохранили своеобразный стиль социальной организации своего общества, так называемую «кочевую демократию», восходящую к доскифской эпохе.

Так что в рамках данной конкретной работы, говоря о номадах, я буду подразумевать вполне конкретные этносы, основу жизни которых составляет преимущественно кочевое животноводство (коневодство, скотоводство, овцеводство), чьи обычаи, культура, жизненный уклад и мировоззренческая система подчинены необходимости несколько раз в год переезжать с места на место. Этносы, которые в течение тысячелетий были основными насельниками степного пояса Евразии, создавшие свою кочевую цивилизацию, так не похожую на классические земледельческие цивилизации античного мира. Этносы, чья история замалчивается, а то и активно искажается и низводится до периодического нашествия диких, слабо организованных орд варваров – разрушителей цивилизаций, каждое из которых «отбрасывало человечество, в его развитии, на несколько веков назад».

<p>Происхождение номадов</p>

Номада делает номадом не только приспособление к мобильному образу жизни, ибо кочуют не только скотоводы. Номадам их делают стада принадлежащих им животных, требующих перекочевки с места на место в поисках «травы и воды». Набор этих животных может сильно варьировать в зависимости от этноса, местности и эпохи, но неизменным остается привязанность степных кочевников-животноводов к лошади. Это и основной вид животноводства, дающий пищу, одежду, кров и даже топливо для очага; и транспортное средство; и боевой товарищ, в разы увеличивающий мобильность, мощь и эффективность всадника. Именно благодаря своему симбиозу с лошадью номады евразийского голоцена смогли создать кочевую империю, уникальную по структуре, протяженности и продолжительности существования.

Так что, прежде чем перейти собственно к истории номадов я предлагаю вначале разобраться с происхождением домашней лошади: кто, где, когда и как ее приручил. Ибо ответив на эти вопросы, мы сможем заглянуть в самую глубь веков, найти предковый этнос, который послужил базой для всего того этнического, лингвистического, теологического и даже расового разнообразия номадов Великой Степи, которое мы имеем сегодня.

<p>Как одомашнивалась лошадь</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее