Номенклатор. Книга первая

При виде чего Аврелий Вера и сам в лице потерялся и начал еле с бледностью на нём справляться, только успевая сглатывать набегавшие слюни. А такая растерянность духа и потеря мужественности ни к чему храброму не ведёт. Что так и вышло. И Аврелий Вера дал понять Цецине Порцию, что он готов его выслушать и даже понять то, что нельзя никак понять римским легионером.

И как выясняется буквально сейчас же, то тревоги Аврелия Веры были не напрасны – Цецина Порций с глубоким презрением к себе и своему эгоцентризму признался, что ни раз на себя смотрелся в отражении своего меча. – Сам знаешь, какой он у меня блестящий. – Присовокупил Цецина Порций.

– Это верно. – Согласился Аврелий Вера, прищурив свои глаза, как только вспомнил яркость блеска меча Цецины Порция.

– Вот я и не устоял против его блеска, и начал заглядываться в его отражение на самого себя. – С тяжёлым вздохом и презрением к самому себе и этой своей слабости, произнёс вслух это откровение Цецина Порций. А вот Аврелий Вера на это сейчас смотрит не с укоризной и с беспощадным презрением к такой мелкотравчатой любознательности и любвеобильности самого себя Цецины Порция, а для него всё это видится по другому.

– А знаешь, Цецина Порций, что я в этом всё вижу? – заявляет Аврелий Вера.

– Что? – несколько удивлённый спрашивает Цецина Порций.

– Твоё стремление выглядеть в своих глазах мужественным и блестящим воином, кто верен своему гражданскому долгу, не отворачивает лицо и всегда смотрит в глаза любой опасности. В том числе и самой большой опасности – стоящего тщеславия и лицемерия в своих глазах. – Делает вот такое эпическое заявление Аврелий Вера. И Цецина Порций, до этого момента незамечающий такой своей склонности так насчёт себя думать и на себя с такими мыслями смотреть, был изумлён умением Аврелия Веры так всё верно за ним заметить и истолковать.

– Всё так, Аврелий Вера. Я, глядя на своё отражение в мече, стремился укрепить в себе гражданский долг и мужество. – Согласился Цецина Порций.

Но если с этим вопросом более-менее разорались, то нерешённым остался вопрос с мимом Генезием. Кто пока они тут приходили к общему пониманию, вполне уже мог по-всякому ославить Цецину Порция. После чего Цецине Порцию и на людях уже нельзя будет показаться, так его репутацию своим паскудным поведением подпортил мим Генезий. И теперь каждый встречный Цецине Порцию прохожий, будет с насмешкой на лице в его сторону пальцем тыкать, на всю улицу задаваясь вопросом: «А не ты ли тот самый, с некоторых пор всем известный Цецина Порций?!».

А Цецина Порций, улавливая проскальзывающую иронию и насмешку в этом вопросе, да и поведение прохожего никак не отнесёшь к уважительному, начинает уже в себе сомневаться, не зная как ответить на этот поставленный ему вопрос – признать себя за Цецину Порция, или же пока что обождать с этим признанием и походить Инкогнито, пока не выясниться, чтобы это всё могло значить.

И Цецина Порций из-за соображения безопасности и осторожности, не давая возможности как-то на него насесть этому прохожему, кто вполне может представлять собой легата преторианской гвардии, Квинта Цециллия, кто известен своей жестокостью и подозрительностью к людям, вызывающим вопросы своим вызывающим поведением, не признавая себя ни тем, кто он есть на самом деле – Цециной Порцием, ни тем кем он не является на самом деле, но на время может себя за него выдавать – Инкогнито, вопросом на вопрос отвечает этому слишком дерзко себя ведущему для простого гражданина прохожему. – А чем всем известен с этого некоторого времени Цецина Порций?

– А разве ты не знаешь? – с неподдельным изумлением, при этом со своей хитростью задаёт встречно вопрос этот шпион легата Квинта Цециллия.

– И даже представить себе не могу. – Уже со своей стороны с искренним недоумением отвечает Цецина Порций, кому вон как приходиться изловчаться и изворачиваться, чтобы быть на самого себя, человека с одной мыслью на лице – следованию своему гражданскому долгу, не похожего.

– Ну тогда ты идиот. – Прямо ввергает в пустошь своих мыслей Цецину Порция своим ответом этот жук навозный и как понимается Цециной Порцием, он никакой ни верный человек легату Квинту Цециллию, а он прокравшийся в цитадель республики, Рим, шпион из одного из греческих полисов, где как раз и ходят в обращении друг к друг вот такие местоимения.

Но пока ещё есть время и возможность не допустить мима Генезия до такого ославления Цецины Порция. И Аврелий Вера берётся за это дело – удержать мима Генезия в рамках допустимого.