А всё это показывает не только всю открытость наследников нашего настоящего, а человек стал настолько открытым для своего соотечественника и уж затем современника, что ему нисколько не претит интересоваться всеми этими подробностями чужой личной жизни. Где она шаг за шагом движется в сторону публичности.
И оттого, наверное, те общественные лица и деятели, о ком чаще всех упоминается в этих общественных рупорах, газетах, и чьё бельё и жизнь в нём показывается наиболее грязней, – Луций Корнелий Сулла Социопат вновь поверг всех в шок, выйдя в народ вне себя привычного, – в основном и выбираются народом на все значимые государственные должности. Хотя имеет немалое значение, и сама подача материала, указывающего на те знаковые доблести и запоминающиеся присутствия в выставленном напоказ обсуждения народа гражданине, в особой запоминающейся для плебса тональности и выговоре.
Как, к примеру, в последнем озвученном случае, где граждане с избирательным правом голоса, сразу задержали своё внимание на прозвучавшем неизвестном им до этого времени когномене всем известного Суллы под другим, счастливым прозвищем. Что тут же вызвало среди граждан различного рода толки, дискуссии и даже зубодробительные следствия несходства мнений в результате прений во время дискуссии, а точнее дискурса в сторону собственного понимания ума-разума своего бесспорно мало разумного оппонента. Где одна часть людей отстаивала вот такую точку зрения – а чего от него другого можно было ожидать, да и следуя логике, то человек вышедший из себя, также буквально может выйти за пределы привычного своего именования и теперь зваться как-то иначе.
А вот другая часть народа подвергала сомнению уже саму личность Суллы. – Что-то здесь явно не так, – с выражениями лиц, настаивающими на имеющей место конспирологической версии объяснения всего этого факта, туманно говорили эти люди, – здесь явно имело место опечатка чьей-то мысли, а может и самого редактора. – А вот такие итоговые их мысли, в которых прослеживается вполне себе разумное объяснение всего того, что всех тут смутило, как-то никак не согласуется со всем ими ранее отстаиваемым.
Но всё это неважно, когда имя Суллы у всех на слуху, чего и добивались те, кто эти новости печатал, и он опять полномочный диктатор.
И только собрался Публий оценочно взглянуть на принесшую вот такую интересную новость газету, донесённую до него и его ума хлёстким ветром, испытывающим какое-то странное удовлетворение от цепляние собой Публия посредством бросаемых в него всяких отрывков и мелочей быта граждан, за ненадобностью побросавших их на землю, как он вдруг сталкивается с той самой неприятностью для себя, которая его чуть ли не преследует – толчком в плечо. Чего не скажет о том человеке, кто стоял за этим наступившим для него событием (он вполне мог испытывать от этого удовольствие), которое и в прежнем времени его не раз сопровождало и встречало, когда он немного отвлечётся от внешнего мира, уйдя в себя. И как сейчас им выясняется, то в этом плане мир нисколько не изменился и придерживается постоянства. И если тебя в прежнее время толкали, пытаясь таким образом тебя склонить к некой производной от этого толчка мысли, то и сейчас методы по твоему потрясению и приведению в раздражённое сознание, где такое к тебе отношение так же тебя склоняет оскорбиться, ничуть не изменились.
И Публий тут же вспыхивает во взгляде и, оторвав его от своего погружения в мысли по следам прочитанного, поднимает на того посмевшего его смутить человека. Кто к некоторому замешательству Публия и не думает от него скрываться, а он, наоборот, стоит напротив и не думает от него убегать, во всё лицо улыбаясь.
Публий же при виде такой доброжелательности в лице этого незнакомого человека, решает повременить с выдвижением к нему претензий, пока он должно не разберётся с произошедшим. К тому же его к такой осмотрительности поведения подталкивает не самая обычность обстановки вокруг, где всё им видится не просто незнакомым, а каким-то особенно необычным, и даже дышится здесь не как прежде, через раз другой, а ты прямо воспаряешь в себе, чуть ли не отрываясь ногами от земли, когда вдыхаешь всем собой, а не как обычно через нос, местную атмосферу, а не как опять же прежде, воздух. Плюс земляной настил, куда вступала нога Публия, как только он бросил косой взгляд себе под ноги, выглядел до невероятности ровно, тянувшись в этой одной ровной плоскости вдоль всей улицы.
И такое удобство дорог было сперва должно оценено его ногами, вступающими на эту до удивления ровную дорогу не без своего удовольствия, где им теперь не приходиться наталкиваться на разного рода провалы и неровности на поверхности земли, и что особенно радует, так это то, что ногам не приходится встречаться с жёсткой реакцией камней и булыжников, попадающимися на каждом ходу.