Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза

Первый элемент относится к сохранившимся еще остаткам дофеодального уклада; второй — к феодальному укладу; третий и четвертый — к капиталистическому; пятый Ленин именует «социалистическим».

Ленин не оставляет никаких сомнений относительно того, какой элемент преобладает: «Ясное дело, что в мелкокрестьянской стране преобладает и не может не преобладать мелкобуржуазная стихия; большинство, и громадное большинство, земледельцев — мелкие товарные производители».[493] Это верно: после октябрьского переворота в Советской России преобладало феодальное мелкокрестьянское хозяйство, которое так и не начало сколько-нибудь заметно развиваться по намеченному Столыпиным пути развития капиталистических фермерских хозяйств.

Совершенно логично Ленин считал предстоящим историческим этапом не социализм, а капитализм. Только стремился он не к частновладельческому капитализму, а к государственному, то есть к применению метода огосударствления. В этом вопросе Ленин категоричен. «Государственный капитализм экономически несравненно выше, чем наша теперешняя экономика»,[494] — пишет он. «Государственный капитализм был бы гигантским шагом вперед».[495] И даже: «Государственный капитализм для нас спасение».[496]

Под «государственным капитализмом» Ленин подразумевал следующее: «В настоящее время осуществлять государственный капитализм — значит проводить в жизнь тот учет и контроль, который капиталистические классы проводили в жизнь. Мы имеем образец государственного капитализма в Германии. Мы знаем, что она оказалась выше нас».

Итак, выше Советской России и образцом для подражания была для Ленина в 1918 году кайзеровская Германия, страна с феодальной монархией, но с более развитыми, чем в России, капиталистическими отношениями. А «гигантским шагом вперед» был бы для Советской страны государственный капитализм. Так Ленин сам признает, что и после Октябрьской революции Россия по своей социально-экономической структуре — страна феодальная.

Казалось бы, стратегическая линия в такой обстановке ясна: поддержать освобождающееся от феодальной зависимости крестьянство и вместе с ним бороться против главного врага — феодальных структур. Однако Ленин неожиданно провозглашает другой лозунг: главным врагом он объявляет «мелкобуржуазную стихию», то есть крестьянство, а о феодальных структурах помалкивает. Ленин поучает: «…наш главный враг — это мелкая буржуазия, ее навыки, ее привычки, ее экономическое положение».[497] Но ведь эта «мелкая буржуазия» — подавляющее большинство населения страны. Вдобавок Ленин причисляет к врагам и собственно буржуазию, и «пресловутую «интеллигенцию»…»,[498] и даже «самых крайних революционеров».[499] Да кто же его друзья? Это некие «сознательные пролетарии».[500] А в 1918 году всех пролетариев — «сознательных» и несознательных — в России было меньше 2 % населения.

Впрочем, Ленин имел в виду даже не это ничтожное меньшинство, а совсем уж малую величину — своих «профессиональных революционеров». Эти «сознательные пролетарии» имели в своих руках лишь один инструмент — государство и соответственно лишь одно средство — принуждение. Правда, в том же 1918 году вышла в свет написанная Лениным накануне Октября книга «Государство и революция», повторяющая Марксовы тезисы об отмирании государства. Но органически присущая номенклатуре жажда монопольной власти толкала ленинцев вопреки идеологии к твердому решению использовать свой единственный инструмент — государство, чтобы и в изоляции обеспечить свою диктатуру.

Мы видим: пусть не под влиянием социалистических утопий и уж тем более не из осознанного желания возродить «азиатский способ производства», а из чисто практических соображений, но ленинцы встали на путь тотального огосударствления. Их политические расчеты опирались на ясно для них видимые феодальные структуры русского общества. Стремление же полагаться во всем на государство, то есть на характерное для феодализма внеэкономическое принуждение, и уничтожать ростки капиталистических отношений с неизбежностью привели к феодальной реакции.

Надо еще раз подчеркнуть: Ленин не хотел феодальной реакции, он серьезно задумывался над возможностью строго контролируемого развития капитализма в России — будь то в форме государственной или, позже, нэповской. Но главным оставались для него именно контроль и управление, осуществляемые политбюрократией через государство, то есть диктатура номенклатуры. По сравнению с либерализировавшимся царским режимом с конституцией, думой, многопартийной системой это была реакция — шаг назад, в глубь феодализма.