И премьер-министр уставился в отчет службы безопасности: «Боб Маршал Эндрюс, депутат парламента, Королевский советник». Отчет лежал на столе и ждал подписи, а Эдвард ничего не понимал. У партии нет имени. Эдварду казалось, словно он расщепляется на элементы и разлетается в стороны. Он извинился и прошел в свой личный туалет, закрыл дверь, сел на край ванны, потом вынул два листочка туалетной бумаги марки «Бронко» из пакетика, который держал в шкафчике под умывальником, и со знанием дела обернул пенис. Через несколько мгновений тишины он спустил бумажки в унитаз, вымыл руки и улыбнулся своему отражению в вогнутом зеркале для бритья, которое увеличило лицо до гигантских размеров и заверило его, что он все еще существует.
Затем Эдвард вернулся в кабинет, где Алекс с Дэвидом все еще спорили о законопроекте об охоте на лис. Дэвид предлагал вместо живых лис использовать голографические изображения, которые спутники с орбиты будут проецировать в охотничьи угодья всей Великобритании.
Александр орал:
– А по мне, так хоть распни всех этих рыжих сучек, уже запарили эти хреновы дебаты.
Когда они ушли, Эдвард сел за стол и подписал документ, разрешающий контрразведчикам из МИ-5 вести прослушивание дома, автомобиля и офиса Боба Маршала Эндрюса, депутата парламента, Королевского советника.
В комнату вошла Адель и попросила:
– Эд, милый, останься и полюбезничай с журналисткой, ради меня, ладно? Улыбнись ей и погладь меня по волосам. Ее зовут Сюзанна Николсон, она редактор отдела женской прозы в «Джой». Это новый журнал, они поместят меня на обложку.
Нос у Адель был необычайно длинный. Ее отец, Ги Флорэ, увидев дочку буквально через мгновение после появления ее на свет, заявил: «Mon dieu, ma pauvre enfant. Elle est Pinocchio»[7].
Эдвард сунул нос между пахнущих молоком грудей и с хрипотцой сказал:
– Ты должна быть на развороте журнала, Адель.
– Какой он славный, – прошептала Сюзанна Николсон, когда премьер-министр поцеловал жену, погладил ее по голове и вышел из комнаты, бесшумно и почти виновато прикрыв за собой дверь.
Адель вытянула длинные ноги и отхлебнула чай с ромашкой.
– Славный, но не тщеславный.
Сюзанна вспомнила о своем муже, который в семь утра хлопнул дверью, крикнув напоследок: «Чертова дура!» Он разозлился, когда она призналась, что забыла, в какую из трехсот пятнадцати химчисток Лондона сдала три его сшитых на заказ костюма. Квитанция таинственно пропала. Ее не было ни в одной из многочисленных сумочек, не было в карманах одежды, в машине, в ящиках столов и шкафов, ни дома, ни на работе. Целую неделю Сюзанна увиливала, а потом расплакалась и выложила мужу страшную правду. Она объясняла случившееся стрессом – ей ведь предстоит интервью с Адель Флорэ-Клэр.
– Это же самая умная женщина в мире, – причитала Сюзанна. – О чем я стану ее спрашивать? Ведь она меня заживо съест!
Сюзанна наблюдала, как Адель снимает телефонную трубку и гнусавит:
– Венди, милочка, нам бы еще этого
Адель издавала в телефон короткие сочувственные звуки, адресуя их явно расстроенной Венди. Затем взглянула на часы, бросила Сюзанне: «Минуточку» – и бодро произнесла в трубку:
– Единственный здравый вариант – ампутация. – Она собралась положить трубку, но Венди, очевидно, желала продолжить разговор. – Только не сейчас, Венди, я занята.
Положив трубку, Адель улыбнулась Сюзанне:
– Прямо и не знаю, звонишь насчет чаю, а тебя втягивают в чужую психодраму. Бедняжка Венди, это наша экономка. Ее сын, Барри, совершенный олух, между нами, покалечился на своем мотоцикле. Нога у него никак не заживает, он валяется в больнице на дико дорогих антибиотиках… Конечно, все это не для публики…
Сюзанна сделала серьезное лицо.
– Разумеется, у вас есть право просмотреть текст интервью до опубликования…
– Я не должна была говорить вам о бедняжке Венди, но я так переживаю за персонал, так близко к сердцу принимаю и их маленькие проблемы. Простите, я сейчас постараюсь перестать беспокоиться о Венди и Барри. Ну, давайте, что там у нас.
Сюзанна взглянула на свой список вопросов.
– Хорошо. Каково это, когда журнал «Пипл» называет вас самой умной женщиной мира?
Адель скромно улыбнулась:
– Не мира. Только Европы. Сюзанна перешла ко второму пункту:
– Каков типичный день в жизни Адель Флорэ-Клэр?
Адель рассмеялась:
– Не бывает типичных дней. С философской точки зрения, нет и таких вещей, как «жизнь» или «день». Что вы имеете в виду под «жизнью» и «днем»?
Сюзанна почувствовала, как у нее запульсировало в виске.
– Ладно. Чем, в таком случае, вы занимались вчера? На лице Адель появилось озадаченное выражение:
– Вчера? То есть в предыдущие двадцать четыре часа?