– Кто мог напасть на него? Лиса? Он одолел бы лису, разве нет?
– Кто-то крупнее, чем лиса. Должно быть.
Рэйчел невольно тянуло приподнять брезент.
– Это страшно. Морда… ее нет. Половины тела тоже нет. Съедена. – Жюль положил руку на плечо Рэйчел и помог ей подняться: – Идемте. Вернемся в дом, нам надо выпить. Девочкам расскажем утром.
14
Позднее Рэйчел скажет врачам, что с того дня – с воскресенья, когда она столь неожиданно очутилась в Лозанне и когда погиб Мортимер, – все и начало разваливаться и ужас поселился в доме.
Во вторник она отправилась в тюрьму в Иствуде навестить Элисон, на свидание она записалась заранее.
До сих пор Рэйчел не приходилось навещать заключенных, и она представления не имела, чем это для нее обернется. Тюрьма находилась в сельской местности, от станции Рэйчел долго ехала на автобусе, и у всех пассажиров были застывшие, похожие на маски лица, а в глазах читалось, что ничего хорошего они от этой поездки не ждут. Тюремные ворота мало чем отличались от ворот пригородного жилого участка. Рэйчел захватила с собой все документы, удостоверяющие ее личность, какие у нее имелись, и правильно сделала, потому что ей пришлось показать их все, прежде чем ее впустили в помещение для посетителей. Там их продержали минут двадцать пять, затем раздался звонок, после чего всех провели в зал.
Рэйчел не видела Элисон лет пять, а с той недели, что они провели вместе в Беверли летом 2003 года, казалось, минула целая жизнь. Элисон выглядела похудевшей, и стриглась она теперь короче, чем раньше. И было непонятно, рада ли она встрече со старой подругой. Зал для свиданий был полон, столы стояли ближе друг к другу, чем хотелось бы Рэйчел. Поначалу обе чувствовали себя неуютно, разговор не клеился: Рэйчел расспрашивала о том, как живется в тюрьме, Элисон монотонно отвечала.
– Здесь
– А какие-нибудь учебные занятия с вами проводят?
– Ага, но фиговенькие. Правда, пытаются занять тебя делом. Я даю уроки рисования. Но самое паршивое – это выходные. Нас запирают в камерах в пять пятнадцать. Блин, это дико угнетает.
Рэйчел сжала руку Элисон:
– Хорошо, что я снова с тобой увиделась. Ты приедешь ко мне, когда выйдешь отсюда?
– Ну да, если хочешь, – неуверенно ответила Элисон.
– Конечно, хочу. Я скучала по тебе. Нам нельзя было расставаться так надолго.
Элисон замялась на секунду, а потом сказала:
– По-моему, не я в этом виновата.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Рэйчел.
– Сама знаешь. – Элисон с вызовом смотрела на Рэйчел.
– Послушай, я написала тебе. Я звонила. Посылала сообщения. Ты ни разу не ответила. Почему?
– Почему? – коротко хохотнула Элисон, словно удивляясь нахальству подруги. – Потому что… Зачем мне дружить с человеком, который осуждает меня и не одобряет мои поступки?
– С моей стороны никогда такого не было.
– Разве? А я припоминаю, как ты обозвала меня извращенкой.
– Что? Да
– Ну, не впрямую, но это подразумевалось.
– И в каких же выражениях я это подразумевала?
Голос Элисон понизила, но продолжила с прежней запальчивостью:
– Заявив, что инцест «в моем вкусе».
Рэйчел ошарашенно уставилась на нее:
– Когда я такое сказала?
– Сразу после того, как я призналась тебе в письме в моей гомосексуальности.
– Ума не приложу, о чем ты говоришь, – покачала головой Рэйчел. – Честное слово.
Не поверив, Элисон воинственно подалась вперед:
– Мы тогда общались через
– Да, помню. Я была в Харвуд-хаусе с братом.
– И ты ответила, что у тебя с ним инцест. – Скрестив руки на груди, Элисон дожидалась ответа.
Рэйчел напрягла память. Она сидит с братом под вечерним летним солнцем на террасе… они с Элисон только что освоили
– Знаешь, очень возможно – и это единственная возможность, – я написала «в чудесном месте» или «в чудеснейшем»… и две «м» слились, или палец дрогнул, и две «м» превратились в «ин», я же торопилась, а
Она смотрела на свою подругу, уголки рта подергивались, глаза смеялись. Элисон все так же исподлобья глядела на нее, недоверчиво, непонимающе. И молчала.