— Сегодня мы приготовили для вас отменное угощеньице.
— Да, сегодня мы проведем не одно, а целых
— И как всегда, не без приколов.
— Вчера мы спросили телезрителей в Британии, кто в лагере им больше всего нравится.
— Та из вас, которая набрала больше всех голосов, первой отправляется на испытание. Между нами говоря, довольно простенькое, называется оно
— К сожалению, набравшая наименьшее число голосов проведет время не столь приятно. Ей придется отправиться в
— Итак, вы готовы услышать результата голосования?
Обе кивнули.
Вэл ничуть не удивилась, услыхав, что Даниэль — самая популярная в лагере. Но для нее было ударом узнать, что сама она нравится зрителям менее прочих. От этого известия у Вэл сдавило желудок, а ноги едва не подкосились.
— Скажи-ка, Вэл, — мурлыкал он тоном ухажера, — ты ведь ничего не имеешь против старых добрых мерзких многоножек?
Она не понимала, о чем он говорит, о чем ее спрашивают. Но когда в глазах прояснилось, она увидела, что ее ведут к узкой расщелине у подножия уступа, к черной дыре, ведущей в никуда. Ширины расщелины хватало, чтобы заползти одному человеку, и не успела Вэл опомниться, как уже была внутри.
Элисон стояла на кухне, зажав ладонями уши. Такую позу она принимала и раньше бесчисленное множество раз: уединившись на кухне, она пыталась блокировать звук телевизора, включенного матерью на запредельную громкость. Обыденный жест, расхожая ситуация. Разве что сегодняшний вечер радикально отличался от всех прочих: звуки, исходившие из телевизора, звуки, что она пыталась игнорировать, были воплями отчаяния ее матери.
Жуткие звуки. Утробный звериный вой, раздававшийся за тысячи миль от их дома, из пещеры в зарослях австралийского дождевого леса, преображенный в звуковую информацию и услужливо доставленный в Ярдли через телевизионную акустическую систему. В реальном времени пытка в пещере давно закончилась, но Элисон это обстоятельство не могло утешить — каждую секунду материнских мучений она проживала здесь и сейчас. Иногда крики замирали, и Элисон слышала комментарии подхихикивающего ведущего: «Ладно, Вэл, держи последнюю порцию!» или «У-у, до чего же они противные, эти ребятишки, а?» Но стоило ему заткнуться, и снова звучали надрывные нечеловеческие завывания ее матери. Сколько времени это уже длится? Минуты три-четыре. Но Элисон казалось, что больше она не выдержит.
— Селена! — крикнула она. — Убавь долбаный звук!
Телевизор утих, и на кухню вошла Селена.
— Все в порядке, — сказала она. — Там все закончилось. Реклама пошла. — Заметив, что Элисон плакала, она достала из кармана пачку бумажных платков: — Вот, давай тебя немного освежим.
— Мать их. — Элисон утерла слезы рукавом. — Неслабое шоу.
— Не очень удачно все прошло, да?
— Какая тут удача, нахрен! Ее кошмар сделали явью. Начнем с того, что у мамы клаустрофобия.
Пещера, в которую Вэл заставили вползти, высотой была не более двух футов, а в ширину немногим больше. Стоило Вэл оказаться внутри, как ей тут же велели лечь на спину, а вход завалили камнем.
— А еще у нее никтофобия.
— Что это такое?
— Боязнь темноты. И энтомофобия.
— Боязнь… насекомых?
Элисон кивнула.
— Дуреха. Она должна была…
— Кажется, в основном тараканы. И парочка пауков.
— Черт. Она
— Все позади, Эл. Ее выпустили из пещеры.
Селена обняла Элисон, прижала к себе, и так они стояли под ярким полосатым кухонным светильником. Селена ждала, пока Элисон расслабится, обмякнет в ее объятиях, но тщетно.
— Она была