Номер с золотой визитки (СИ)

— Что же нам тогда делать? — теперь понимая Кимберли и то, что движет ею по жизни, намного лучше, спрашиваю я, при этом, пожалуй, неосознанно протягивая свою руку. Жест не остаётся незамеченным. Девушка, смотрящая на меня снизу вверх ввиду того, что я стою, а она до сих пор сидит, переводит взгляда с моего лица на ладонь. Я будто слышу разрозненные мысли и колебания в них, пока всё не заканчивается первым всецело осознанным контактом кожа к коже, когда Кимберли опирается на мою ладонь и, немного покачнувшись, оказывается на своих двоих. Быть может, это и преждевременно, но, помимо тепла, передающегося от тонких по сравнению с моими пальцев, я чувствую ещё и доверие. Как преподнесённый дар, получить который уже и не ожидаешь, это ощущение лучше всего прочего окончательно убеждает меня остаться.

Глава четвертая

Мои ожидания по поводу себя же самой совершенно оправдываются. Я ощущаю подступающий дискомфорт, как только меня усаживают на бортик ванной, и смоченный водой ватный диск впервые касается моего лица, стирая кровь и запёкшиеся красные пятна отовсюду, где они только есть. Мне, и правда, не особо уютно, когда приходится вынужденно кого-то затруднять, и моё тело незримо, но очевидно и внутренне ощутимо превращается в сплошной комок нервов, пока Джейден… мистер Мур уверенно, как будто прежде делал это сотни раз, и мой случай далеко не первый, но при этом едва касаясь, очищает мою кожу от следов нападения, которому я подверглась. Я, признаться, не сильно и верила, что он придёт по первому же моему зову, ведь накануне обращалась с ним не очень-то и дружелюбно, да и сегодня моё отношение периодически желало оставлять лучшего, но вот он здесь. А я, хотя ещё минуту назад и смотрела исключительно в отделанную синей плиткой стену перед собой, всё-таки перевожу взгляд на его лицо. Некоторая робость никуда не исчезла. Мне хочется стать невидимкой или как минимум уменьшиться в размерах. Но гораздо больше я желаю вновь почувствовать себя в безопасности, а для этого мне ни в коем случае пока что нельзя оставаться одной. И ещё меньше можно отталкивать его, как я делала это ещё совсем недавно. Да, я совсем ничего о нём не знаю, и во мне он также видит незнакомку. То, что ему случилось немного разоткровенничаться об явно погибшем при неизвестных обстоятельствах отце-враче, скорее всего, и научившем его всему тому, что он знает об оказании первой медицинской помощи, было не иначе, как случайностью, и не сделало нас вмиг близкими людьми. Нам придётся серьёзно поработать над возведением мостов, если мы действительно решили держаться вместе. Я-то в себе точно разобралась, но, возможно, с ним не всё так просто и однозначно. Несколько колеблясь, я позволяю простому на первый взгляд вопросу сорваться с моих неприятно саднящих губ.

— Вы ведь останетесь?

— Пока мы во всём не разберёмся. Обещаю.

Он кивает, и в результате того, как в ходе смены положения угол падения света на его голову становится несколько другим, подчёркивая болезненный и противоестественный оттенок кожи там, где залегли синяки, и обозначались рассечения, я впервые вижу всё это так близко. Мне никогда не доводилось общаться с избитым человеком, а если я и узнавала о том, как жестоки порой бывают люди, от своего отца и о конкретных случаях, с которыми он лично имел дело, приезжая на тот или иной вызов, то всё в любом случае иначе, когда ты сталкиваешься с жертвой лицом к лицу, а не узнаешь трагичные подробности произошедшего с ней из чужих уст. Наличие собственного опыта делает всё реальнее и ярче и заставляет тебя искренне сопереживать, а не делать вид, что ты действительно болеешь за пострадавшего человека. Что-то внутри меня вынуждает моё сердце сжаться от приступа внезапной эмоциональной боли. Джейден… мистер Мур пострадал уж точно никак не меньше моего, а пожалуй, даже больше. В мгновение, когда он, выкинув окровавленные диски в урну, вновь поворачивается ко мне, моя рука в некоторой степени непредсказуемо для всего моего остального тела оказывается на его левой щеке. Он вздрагивает то ли от неожиданности, то ли от того, что интенсивность даже осторожного прикосновения на данном этапе превышает болевой порог во много раз. В его глазах сменяется множество разных эмоций, но, как мне кажется, среди них преобладает удивление, и одно лишь это подозрение толкает меня на то, чтобы позволить ладони задержаться и изучить раны на ощупь. Они выпуклые и опухшие. Хотя я и понимаю, что мои касания ничего не изменят и их не исцелят, пока сама природа всё не исправит, отчего-то еле-еле нахожу силы оборвать физический контакт. Нужно лишь время, а для льда уже поздно, и всё-таки свой, наверное, не совсем безобидный вопрос я задаю лишь из лучших побуждений.

— Сильно болит?

— Нет. Нет, уже нет.

— У меня где-то должна быть заживляющая мазь. Я могу поискать, если хотите.

— Не нужно. А вот вы ею воспользуйтесь.

— Всё настолько плохо?

— Да, но не с вами. А со мной.

— Что такое? Вам нехорошо?

— Да нет. Просто я нехороший человек. Вот и всё.