Номонган: Тактические боевые действия советских и японских войск, 1939

Такие ободряющие речи для поднятия боевого духа ожидались от японских офицеров на поле боя. По мнению японцев, подразделение могло быть хорошим только под командованием хорошего офицера. Солдаты хорошо сражались потому, что ими хорошо командовали офицеры. Офицер был со своим подразделением все время, руководя им двадцать четыре часа в сутки и разделяя с солдатами все тяготы и опасности, и ожидалось, что офицеры будут поддерживать боевой дух солдат на высоте. Хороший командир, как Кадзикава, по возможности информировал своих подчиненных об общем плане операции, по крайней мере, в той степени, как его понимал, учитывая плохое состояние связи в японской армии. Если бы у офицеров не было таких качеств, подразделение, не выдержав постоянной напряженности боя, быстро утратило бы боеспособность. Таким образом, командир был действительно сердцем подразделения[64].

За эти три дня напряженных боев батальон хорошо проявил себя в противостоянии с Красной Армией. По японским оценкам около трехсот советских солдат было убито или ранено, уничтожено или повреждено четыре танка (утром разведчики обнаружили еще два подбитых советских танка), захвачено два тяжелых и три легких пулемета и более десятка винтовок. Доктрина и подготовка принесли свои плоды, и японская оценка того, как будут сражаться их советские противники, также казалась точной.

Например, советское командование использовало бронетехнику для непосредственной поддержки пехоты, как и говорилось в японском переводе советского устава 1936 г. — танки небольшими группами распределялись по ротам и вели наступление впереди пехоты, которая, в свою очередь, прикрывала танки. Также танки быстро маневрировали, чтобы уменьшить потери. Японцы ожидали, что советские танки будут вести в атаку пехоту, и именно так и было[65]. Советский артиллерийский огонь был очень силен, но японцам также было ранее известно, что основой Красной Армии является артиллерия[66]. Советский солдат продемонстрировал упорство в обороне, но недостаток инициативы, подтвердив японские стереотипы об апатичной природе русских. Все же японцы понесли тяжелые потери, во многом, вероятно, являвшиеся результатом недостатков и промахов японского командования[67].

Впоследствии, оценивая результаты боя, японские офицеры честно признали, что отсутствовало взаимодействие между полковой артиллерией и пехотными подразделениями полка[68]. Кроме того, отдельные подразделения в основном вели бой изолированно, без взаимной поддержки со стороны соседних подразделений. В случае 2‑го батальона 28‑го полка, как только батальон вступил в бой, он быстро потерял взаимодействие с 64‑м полком на своем левом фланге и таким образом оказался уязвим для танковой атаки с этого фланга, едва не завершившейся разгромом батальона. Нехватка современных средств связи означала, что у подразделений Кадзикавы просто не было быстрой и надежной возможности связаться с частями генерал–лейтенанта Ясуоки. Хотя батальонные связные проявляли большую храбрость под огнем противника, с одной лишь их помощью невозможно было обеспечить своевременное взаимодействие подразделений в быстро изменяющихся условиях боя.

Если системы командования и управления в японской армии проявили свою неэффективность в условиях современного общевойскового боя, то система тылового обеспечения оказалась неэффективной в еще большей степени. Половина табельного комплекта материальных средств 2‑го батальона завязла на размокших дорогах к Номонгану. Служба тыла дивизии также не смогла в должной степени обеспечить подвоз снарядов полковой артиллерии в связи с неожиданно большим их расходом[69]. Солдатам, кроме того, пришлось страдать от голода, потому что продовольствие не было доставлено вовремя, и от дизентерии, вследствие питья грязной воды, потому что только такая вода была доступна. Наконец, их все время преследовал страх того, что боеприпасы к их стрелковому оружию тоже скоро закончатся.

Тактически советская артиллерия, расположенная на возвышенностях западного берега Халхи, сыграла еще более важную роль, потому что как только японская артиллерия на восточном берегу обнаруживала свою огневую позицию, она подвергалась мощному ответному огню советской артиллерии.

Несмотря на все это, штаб 23‑й дивизии приказал возобновить наступательные операции на следующий день, 6 июля.

На решение продолжать наступление, вероятно, повлияли три фактора. Во–первых, разведка на нижестоящих уровнях действовала неудовлетворительно, что не позволяло штабу дивизии точно оценить обстановку на поле боя. Во–вторых, офицеры оперативного отдела штаба Квантунской Армии майор Цудзи и подполковник Хаттори настаивали на продолжении наступления, а оперативный отдел в вопросах планирования операций имел куда больше влияния, чем разведывательный отдел[70]. И в-третьих, японцы полагали, что советские войска, особенно артиллерия, не смогут долго поддерживать ту же интенсивность огня, которая была характерна для начала боя.