– Люда, у меня к тебе три вопроса, – Катя холодно смотрела куда-то поверх головы заведующей дородовым, потому что один вид ярких синих теней под блондинистой челкой и лихорадочный блеск глаз на искаженном нездоровым возбуждением лице вызывал у нее острую нехватку воздуха. – Первый: каким образом ты собираешься ее родоразрешать, учитывая, что у этой абсолютно здоровой девочки срок беременности чуть больше тридцати шести недель? Соответственно, к родам она не готова, так же как и ее ребенок, значит, только кесарево, тогда вопрос второй. За что и по каким показаниям ты пойдешь ее оперировать? И третий: кто будет оформлять историю родов? Ведь у тебя с ними, как я понимаю, нет официального договора на роды, и ты не являешься их индивидуальным врачом.
– Катя, ну мы же взрослые люди, неужели не договоримся? – Людмила двусмысленно закатила глаза. – Или мне звонить главному? Ты же не первый день работаешь и прекрасно знаешь, что здесь быстро теряют интерес к несогласным идти навстречу, а твое положение в роддоме и так весьма неустойчиво. Ну и?
– Звони главному, – произнесла Катя и, развернувшись, пошла в первую палату, откуда доносился хрипловатый голос Евгении Анатольевны, настойчиво призывавший кого-то тужиться. Потом приехал главный, и они вместе с Людмилой сходили в операционную и достали незрелого ребенка, который никак не хотел кричать. Педиатры неинтеллигентно и от всей души, склоняя по матери всех и вся, яростно бились за его жизнь. Завершилось все предсказуемо – был выставлен диагноз «преждевременные роды», и с синдромом дыхательных расстройств малыша перевели в детскую больницу. Когда кто-то из бригады спросил, чем была вызвана такая срочность, ему на полном серьезе ответили – «гороскоп»: если ребенок этого «статусного» папы выживет, то по гороскопу ему суждено стать великим человеком, так расположились звезды. Это ни у кого не вызвало ни удивления, ни возмущения, здесь бывало и не такое. Главный после операции вместе с Людмилой уединились в его кабинете и в четыре руки ваяли историю родов, потом тихо, ни с кем не попрощавшись, уехали, и никто из бригады по этому поводу не расстроился. Утро Катерина с Верой Васильевной встретили в операционной. Доношенная двойня, мальчик и девочка, и оба лежали поперек. Уже в конце, когда они наклеивали на послеоперационный шов асептическую повязку, Вера Васильевна тихо произнесла:
– Теперь тебя точно съедят.
– Да, – равнодушно согласилась Катя. – Да я бы в любом случае оказалась виновата. Раз ребенок «плохой», ответственный врач всегда виноват. Никого из «официальных лиц» не будет интересовать, что молодую здоровую девочку прооперировали раньше срока только из-за того, что муж, чиновник какого-то там департамента, решил, что его ребенок, этот двухкилограммовый мальчик, в будущем, если, конечно, начнет самостоятельно дышать, должен стать хозяином мира, и в этом ему помогут планеты Марс, Сатурн, Уран и черт в ступе, которые именно сегодня встретились в созвездии Овна или Стрельца или что у нас там по гороскопу…
– Весы, – хмыкнула операционная медсестра Зиночка.
– Вот-вот, – злясь на собственное бессилие, продолжила Катя. – И бывает это только раз в тысячу или две тысячи лет. А ведь эта девочка через месяц могла совершенно спокойно родить самостоятельно доношенного и здорового малыша. Эх, да пропади все пропадом!
– Ладно, Катюш, будем надеяться, что страсти к понедельнику улягутся. Ты когда снова дежуришь?
– Знаешь, Вера, напрасно они надеются, что я такой «зайчик-пушистик», которого можно съесть и не поморщиться. Случаются иногда сюрпризы, и не всегда и не для всех они бывают приятными… А дежурю в среду. С Ольгой.
– Это хорошо. С ней спокойно. И не связывайся с этим гадюшником – береги здоровье, – по-доброму посоветовала Вера, стягивая испачканные кровью перчатки и операционный халат. – Всем спасибо, и пойдем чаю попьем, а «ребенок» все нам напишет. Правда, ребенок? – спросила она у бледно-зеленого от усталости клинического ординатора. – А то больше на операцию не возьмем.
Клинорд к завершению дежурства приобрела такой вид, что могла бы без грима сниматься в фильме ужасов: глаза запали, нос и скулы заострились, губы потрескались, но боевой пыл полыхал с неукротимой силой. Она активно закивала, демонстрируя готовность умереть, но ни под каким видом не оставить боевой пост и выполнить, даже ценой собственной жизни, все, что прикажет начальство, причем в наилучшем виде.
– Грамотный «ребенок», – проводила ее взглядом Катерина. – Жаль, если уйдет из акушерства.
– Молодец, если уйдет, – возразила Вера, переодеваясь. – Девочке нужно семью создавать и самой детей рожать, но, честно говоря, действительно будет жаль.
В ординаторской уже был полный сбор, пришла новая смена, на столе стояли чайник и огромное блюдо с разномастными бутербродами, отдельно громоздился кремовый монстр – торт в маслянистых розочках – его притащил счастливый отец толстого «тазовика», весившего при рождении без малого четыре килограмма девятьсот тридцать граммов.