Нонкина любовь

Самолюбивый и мнительный, он сознавал свое превосходство над другими парнями и не привык, чтобы девушки относились к нему с пренебрежением. Из гордости Петр старался внушить самому себе, что Нонка не избегает его и что только глубокий снег и работа на ферме мешают ей бывать в селе. Но вот однажды, проходя мимо Нонкиного дома, Петр увидел ее в освещенных сенях. Она вернулась с фермы кружным путем, как будто подозревала, что он ждет ее за околицей. В этот вечер Нонка не была на посиделках. Прячется ли она от него или занята чем-нибудь? Чем ближе подходил Петр к ферме, тем больше боялся, что Нонка встретит его с холодным безразличием и представлял себе, в какое неловкое и унизительное положение он попадет при этой встрече. Несколько раз Петр решал вернуться, но, пройдя с полдороги, остановился, оглянулся на село и вдруг понял, что, что бы ни случилось, он пойдет на ферму. «Петр Пинтезов не привык делать дело наполовину!» — сказал он сам себе, чтобы приободриться и пошел дальше, но всю дорогу его мучила жгучая мысль о том, что волю его сломило любовное увлечение женщиной, которая не обращает на него никакого внимания. В узком коридорчике фермы его встретил дед Ламби, одетый в белый халат, из-под которого виднелись домотканные широкие штаны. Его черная папаха была так лихо надета набекрень, что совсем закрывала одно ухо. За ним, в глубине коридорчика стоял высокой, худощавый парень со светлыми, зеленоватыми глазами. Это был Калинко, свиновод из Житницы, тот самый, который играл на вечеринке на аккордеоне и не спускал глаз с Нонки.

— Добрый день, дедушка Ламби! Пришел спросить, нет ли у вас поросят для продажи, да вот… — начал было Петр, но старик перебил его, качая укоризненно головой и указывая на дверь:

— День-то добрый, да так нельзя! A-а, нельзя! Вишь ты какой!

Он расставил ноги, подбоченился, прищурил один глаз и начал таким язвительным голоском, что Петр растерялся.

— Ну, и странные же вы люди, право! Никогда не научитесь, как надо входить на свиноферму! И все тут! Вот так штука! Входят себе, вишь ты, как домой! Ведь так же! Не видишь ты, что ли, что пред дверью есть корытце с дезинфекцией? Ведь не для ворон же мы его туда поставили! Окунешь ножки в дезинфекцию, постучишь в дверь и подождешь, чтобы тебе открыли. Если откроют — войдешь, а нет — так нет. Так-то. А вы — прямо, напролом. Ни на чистоту, ни на порядок не смотрите, в самом деле.

— Извини, дедушка Ламби! — сказал Петр, смущенный не столько ворчаньем старика, сколько тем, что, может быть, Нонка где-нибудь здесь и слышить, как его ругают. — Я не заметил корыта с дезинфекцией!

— Ну, а где же твои глазки, а? — тявкал дед, как собачонка из-за плетня. — Наверно, только на девок пялишь свои глазки? Знаю я, почему ты здесь вертишься, только вот черная кошка тебе дорогу перебежала. Так-то.

Этот намек смутил Петра, да и Калинко улыбался какой-то насмешливой, заговорщической улыбкой. «Ну, а этот свинопас что ухмыляется!» — подумал Петр, и что-то кольнуло его в самое сердце. Он почувствовал себя неловко и глупо. А как взглянул еще раз на улыбающегося Калинко, горло у него сжалось от гнева и желваки заиграли на скулах.

— Ну, ну, не кричи, ведь не случилось ничего страшного! — сказал он тихо, сдавленным голосом.

— Ну, как же мне не кричать, ей-богу! Если б ты один был, да я бы тебя медом накормил, на руках бы носил. А то ведь сколько людей приходит сюда, и все учить их надо. Так же ж, — пропищал опять дед Ламби, все кивая головой на дверь. — А ну-ка, выйди теперь, окуни ножки в дезинфикцию, а тогда войди и скажи, зачем пожаловал!

Петр нахмурился, повернулся и хлопнул дверью изо всей силы. Его, как ветром, вынесло во двор. Дед Ламби остановился на пороге, посмотрел ему вслед, потом ухмыльнулся и покачал головой:

— Ну и горяч! В Пинтеза пошел, чтоб ему пусто было!

В это время Нонка приготовляла в свинарнике корм. Услышав шаги снаружи, она поставила полное ведро, выскочила в коридор и, выглянув из-за плеча деда Ламби, увидела мужчину в полушубке, спешившего к выходу.

— Дедушка, что это за человек? — спросила она, но, еще не получив ответа, узнала Петра. Чтобы скрыть румянец, который, она чувствовала, проступил у нее на лице, Нонка вошла в свою комнатку, открыла окно и посмотрела на двор. Немного погодя вошел Калинко и стал рядом с ней. Нонка не решилась спросить его, что случилось, а Калинко ничего не сказал.

Выйдя с фермы, Петр постарался овладеть собой. «Незачем им показывать, что я задет за живое!» — сказал он себе и пошел медленными и спокойными шагами. Он даже слегка обернулся и краешком глаза увидел, что Нонка и Калинко стоят у окна. Ему показалось, что они улыбаются.