Нонна Весник. Завещание любви

Его отец Яков Весник прошел Гражданскую, стал членом Реввоенсовета. В 1921 году Яков Ильич был тяжело ранен, попал в госпиталь и там познакомился с медсестрой Женечкой, обрусевшей чешкой, которая стала его женой и родила сына. У моей свекрови Евгении Эммануиловны был несомненный талант к музыке. Обладательница сильного голоса, замечательно игравшая на рояле, она училась в консерватории, а когда началась Гражданская, оставила занятия и устроилась в госпиталь. После войны ее приглашали и в оперные труппы, и в оперетту, однако Евгения Эммануиловна выбрала другой путь. Вместе с маленьким Женей поехала вслед за мужем сначала в Америку, потом в Швецию и Германию. Став одним из первых ответственных работников советского торгпредства, Яков Ильич отвечал за поставки иностранной техники для строившихся на родине заводов-гигантов. А его жена, побывав однажды на немецкой птицефабрике и поразившись четко налаженному производству, решила выучиться на зоотехника. Успешно окончила в Германии курсы, и когда в 1932-м Якова Весника назначили начальником строительства «Криворожстали» (потом он стал и первым директором завода), тут же взялась за организацию птицефермы в подсобном хозяйстве.

«Сейчас каждый второй, если не первый, заняв высокую должность, старается скорее набить свой карман, – говорил Женя, – а мой отец получал партмаксимум, который не мог превышать среднюю зарплату рабочего. Маме платили вдвое больше. В моей памяти осталось, как она отчитывала папу за старые брюки и чуть ли не силой тащила в магазин. Но надевать новый костюм отец стеснялся: просил брата, чтобы тот походил в нем месяц-другой, а уж потом носил сам. Персональный «форд», подаренный ему Серго Орджоникидзе, отдал в медсанчасть завода и ездил на работу на трамвае. Вся продукция фермы, которой заведовала мама, распределялась по семьям рабочих – в голодные тридцатые такому «доппайку» цены не было. Кроме того, она стала инициатором всесоюзного движения жен инженерно-технических работников за улучшение быта трудящихся – и в 1936-м получила орден Трудового Красного Знамени из рук отца всех народов… Когда мы втроем входили в театр и весь зал вставал, у меня перехватывало дыхание – так я гордился родителями…»

В июле 1937 года Яков Ильич отправился в Москву хлопотать за арестованного заместителя. Через несколько дней в Кривой Рог пришло известие, что директора завода Весника «тоже взяли». Не желая в это верить, Евгения Эммануиловна с сыном срочно выехали следом. Походы по разным инстанциям ничего не дали – жене даже не сказали, в какой тюрьме находится муж. А в начале ноября пришли уже за ней самой.

«В пять часов утра раздался звонок в дверь, – вспоминал Женя. – Четыре комнаты нашей московской квартиры на Донской улице заполнили люди в форме, начался обыск. Маме каким-то чудом удалось незаметно сунуть мне в трусы сберкнижку на предъявителя. Видимо, она ожидала ареста и положила на счет все накопления – восемьсот рублей. Три большие комнаты опечатали, а в самую маленькую мне разрешили перенести кровать, часть книг и кое-что из посуды. Когда маму уводили, она погладила меня по голове, поцеловала и сказала: «Запомни – твои родители честные люди, и что бы ни случилось, никому не удастся запятнать их имена…» Оставшись один, я долго не мог унять нервный озноб, от которого стучали зубы. Слезы принесли бы облегчение, но их не было».

Через два дня появился человек в штатском: «Евгений Яковлевич Весник? Собирайся! Возьми смену белья, мыло, полотенце, что-нибудь поесть в дороге. Больше ты сюда не вернешься». У ворот стоял грузовик, в кузове которого сидели несколько мальчишек от десяти до четырнадцати лет. От них Женя узнал, что всех везут в специнтернат для детей врагов народа. Вооруженный винтовкой охранник стоял к ребятам спиной, держась за кабину, и когда на повороте машина затормозила, Женя тихонько перелез через борт, спрыгнул на землю и шмыгнул в открытые ворота Донского монастыря.

На Курском вокзале он подошел к проводнице поезда, который следовал до Харькова, – рассказал про арест родителей, про свой побег и попросил помочь добраться к другу отца. Сердобольная женщина спрятала его на третьей полке за тюками с постельным бельем, дала поесть. В Харькове он прожил несколько недель, прячась в темной кладовке и не выходя на улицу. Потом другу Якова Ильича удалось узнать телефон и связаться с вдовой Орджоникидзе. Зинаида Гавриловна позвонила Калинину, знавшему Весника-старшего еще до революции, – они вместе работали на заводе «Айваз». Женя тоже был знаком со Всесоюзным старостой – встречались на семейных торжествах у Орджоникидзе. Михаил Иванович велел возвращаться в Москву и прямо с вокзала ехать на Моховую, в приемную председателя ВЦИК. Секретарь провел Женю в кабинет без очереди. Калинин поднялся из-за стола, подошел, положил руки на плечи:

– Здравствуй. Маму тоже взяли?

– Родственники в Москве остались? Есть кому тебя поддержать?

– Да. Дядя, брат отца.