— Успокойся. — Каменное лицо Первой не дрогнуло, только брови слегка приподнялись. — Ты прекрасно знаешь, с кем мы имеем дело — с детьми, которые хвастаются друг перед другом новыми игрушками. Они никогда не нажмут на кнопку, Джеффри. Им ещё нужна их песочница.
— Как вы можете полагаться на подобные умозаключения… — Тансерд вытер лоб дрожащей рукой. — Миллиарды людей могут не пережить этой игры! Разве можно надеяться, что человек, облечённый властью, не воспользуется ею?
— Каждая новая крупица знаний давала человечеству чуть больше власти. — Леди Вендева неприятно улыбнулась. — И каждая несла новую угрозу. Но мир, как видишь, устоял. Почему ты полагаешь, что он должен рухнуть именно сейчас?
— У человечества раньше не было оружия, способного отравить землю и воздух за доли секунды! Эти… игрушки… слишком опасны!
Тонкие губы Первой скривились, будто от боли, и она отвернулась.
— Если человечество не выдержит испытания, значит, его беды заслужены. Кто мы такие, чтобы судить?
Второй Октинимос шумно вдохнул. Его рука нашарила край столешницы и стиснула так, что сделалась совершенно белой.
— Мы можем предотвратить худшее!
— В самом деле? — Голос леди Вендевы зазвучал ядовито, точь-в-точь, как у её внука. — И что же ты предлагаешь, Джеффри? У нас не больше влияния, чем у любого исследовательского института. Может быть, нам следует нарушить присягу, пойти против Капитолия и надеяться, что Красный Пентакль поступит так же благородно?
— Разве с ними нельзя договориться?
— Если бы это было возможно, Холодная Война угасла бы в зачатке. Практики Красного Пентакля с удовольствием позволят нам ослабить Штаты, но выполнят ли они свою часть сделки? Будь ты на их месте, ты бы выполнил, а?
Тансерд опустил голову и заскрежетал зубами.
— Я… просто не могу смотреть, как над миром сгущается тьма.
— Ты привыкнешь.
Леди Вендева поставила чашку на полку, подошла ко Второму Октинимосу и положила узкую ладонь на его лоб.
— Знаю, это больно, — тихо произнесла она. — Твои способности велики, Джеффри, и тебе трудно поверить, что существуют вещи, которые ты не в состоянии изменить. Каждый практик проходит через тысячи «можно», чтобы встретить «нельзя» там, где сильнее всего будет желать победы — таков наш урок.
Тансерд мелко дрожал, опираясь о столешницу. Глаза его были закрыты.
— Найди в себе смирение. Я верю, ты достаточно мудр для этого.
— Мне… потребуется время, миледи.
— Понимаю.
Коротко кивнув, Второй Октинимос направился к выходу. Разумеется, Леви для него не существовало, и он прошёл мимо, зацепив её плечо своим. Вибрации ярости и боли окутывали его, точно облако духов.
И выражение, исказившее лицо Джеффри Тансерда, не имело ничего общего со смирением.
Справившись с колючей дрожью, родившейся от прикосновения к его эмоциям, Леви вступила в комнату. Пространство больше не сопротивлялось — даже цвета стали чуточку ярче.
Послушница напрягла волю и замкнула ритмы сновидения на себя, будто поймав ладонью мыльный пузырёк, созданный чужим дыханием. Леди Вендева вздрогнула у стола, её глаза расширились; она прижала пальцы к вискам и потрясла головой, будто пытаясь проснуться…
Напрасно. Её сон захвачен, и она не сможет его покинуть, пока не выслушает всё, что Леви намерена ей сказать.
Взгляд Первой обрёл ясность, а на лице проступило раздражение. Она скрестила руки на груди и нахмурилась, порывисто откинув голову — совсем, как Нетус. Сходство манер обоих Бельторнов было поразительным, особенно с учётом их взаимоотношений.
— Кто здесь? Представьтесь. Подглядывать за чужими снами — верх неприличия.
Леви сделала ещё несколько шагов вперёд, окончательно погрузившись в ароматы кофе, книг и древесины. Музыка снова изменилась — сейчас граммофон звучал тише и язвительнее, будто втайне смеясь над упавшей челюстью леди Вендевы.
— Рэйен?.. Как это возможно?
— Нет. — Послушница улыбнулась, испытывая странную уверенность в том, что именно улыбка обескуражит Первую сильнее всего. — Не Рэйен. Я Леви. Её дочь.
Неимоверным усилием воли Вендева стёрла с лица изумление. Её эмоции звенели смятением — намного, намного большим, чем она желала показать.
— Леви Дим?.. Но твоя Инициация ещё не состоялась. Ты ведь понимаешь, что призналась в нарушении порядка Очищения?
Не дожидаясь ответа, Первая вернулась к стенке с книгами и взяла с полки свою чашку. Заглянула, усмехнулась, вытряхнула из неё пару светлячков и снова подняла глаза на послушницу.
— Так ты, значит, нооходец, как и твоя мать. Она тебя обучила?
— Не успела, — Леви тряхнула головой. — Я сама.
Леди Вендева подняла брови:
— Интересно. И достойно уважения. Что ж, я думаю, мы никому не скажем об этом маленьком недоразумении. Будь добра, скрывайся получше: не хочу, чтобы Джеффри снова мне надоедал. Он считает, что несколько дней сна очистят твой разум перед посвящением, но я уже устала от его вечных предосторожностей.
Послушница фыркнула:
— Значит, вот так он объяснил мою летаргию?
— По-твоему, у неё иные причины?
Глубоко вдохнув и невольно сцепив руки, Леви кивнула на табуретку, маячившую между столом и высоким резным комодом: