Ноосфера

— Все парни мерзавцы, Лили, — сказала Селения, натягивая джинсы, — но я уверена, что тебе все же встретится исключение.

— Мне бы твою уверенность, — Лили снова всхлипнула, — у тебя есть салфетки?

— В ящике посмотри, — Сель махнула рукой на стол, продолжила прочесывать спутавшиеся после сна волосы.

Лили замолчала, несколько мгновений смотрела в ящик, взяла салфетки, тут же принявшись вытирать мокрое лицо.

— Знаешь, мне полегчало, — ее голос стал спокойнее, — спасибо, что выслушала.

— Ты всегда можешь прийти ко мне, если нужно, — кивнула Селения, подсаживаясь к подруге, — я поддержу.

— Спасибо, — Лили натянуто улыбнулась и слегка сжала ее ладонь. — Наверное, мне пора. Ты собираешься куда-то?

— Ну, думала прогуляться. Хочешь со мной?

— Нет, — Лили замотала головой, — пожалуй, я все же пойду домой. Посмотрю каких-нибудь фильмов о любви, съем мороженое. Тогда окончательно полегчает.

— Хороший план, — Селения улыбнулась, помогая подруге подняться.

Облегченно выдохнула, когда Лили ушла, и направилась на кухню сделать себе какой-нибудь завтрак. Выбор пал на хлопья с молоком — на большее не было ни сил, ни желания. Когда у нее гостила мама, Сель готовила блинчики, щедро поливала их джемом. Выходили они неважно, но мама всегда хвалила. Она в принципе всегда ее хвалила, поддерживала, была на ее стороне — даже когда знала, что Селения неправа. Больше некому было готовить блинчики. В горле встал ком. Всем людям в мире можно было найти замену. Кроме нее.

Она ела хлопья с соленым привкусом собственных слез, когда на браслет пришло сообщение от Адама. Сердце пропустило удар: «На тебя донесли, Сель. Уезжай из дома. Сейчас же». По телу прошлась волна мурашек, когда она поняла, что бросила листовку в ящик стола. И забыла о ней. Теперь даже есть блинчики стало не с кем.

Часть 16. Тошнота

Алекс смахнул непрошенные слезы. Когда он писал о матери Селении, это было и о его матери. Той, для которой он всегда был целым миром, которая поддерживала, даже когда знала, что он не прав. Но после ее смерти он перестал быть миром, он стал никем — очередной несчастной сироткой. В этих строках он увековечил память о ней. Может, в этом был смысл? Чтобы дать близким людям место в вечности — хотя бы на страницах своей истории?

Он прошелся по следующей сцене — той самой, которую видел во вторую ночь в лаборатории. Все сошлось, он нашел этот путь между приснившимися фрагментами — будто история и правда уже жила в его голове. Или в ноосфере?

Он не решался продолжить. Бессмысленно. Все, что он делал в своей жизни не имело смысла. И в этом романе — тоже не было смысла. Может, стоит на этом и закончить? Любой знакомый, который узнавал о том, чем он занимается, лишь снисходительно качал головой, говоря, что ему стоило бы найти нормальную работу, а не сидеть дома и строчить тексты (его работы на заказ они нормальной работой не считали). Хотя его рассказы все же читали, а большая часть комментариев, оставленных на сайтах самиздата, были положительными. Но все же… что дальше?

Мозг будто разрывало изнутри. Тошнота. Вот, с чем можно было бы сравнить это ощущение: когда что-то хочет выплеснуться, вырваться из плена черепной коробки. Он занес руки над клавиатурой. Пусть это не имело смысла, пусть эта история никогда не найдет читателя. Он писал, потому что просто не мог не писать.

Селения протерла стул от пыли и села. Найл и Адам приехали почти сразу после нее и теперь смотрели на девушку двумя парами недовольных глаз. Селения осматривала устаревшее убранство дома, вывела грустный смайлик на пыли, толстым слоем которой была покрыта лакированная деревянная столешница — что угодно, лишь бы не встречаться с ними взглядом.

— Ты была неаккуратна, — выдавил Адам. В его обычно приятном низком голосе сквозило раздражение. — Как твоя подружка узнала обо всем?

— Не надо было мне давать ту листовку, — буркнула Селения, скрестив руки на груди.

— В следующий раз, когда будем затевать дело, повесишь на дом баннер? — Адам повторил движение за ней. — Хорошо, что у нас был доступ к ее данным, иначе за тобой бы уже пришли.

— Ничего страшного не случилось, — вмешался Найл, — от плана не отклоняемся. Они не знают ни времени, ни места, ни того, что мы планируем делать. Ты же забрала листовку, когда уезжала?

— А надо было? — Селения сжалась, прикрыв глаза.

Найл и Адам издали протяжные разочарованные стоны.

— Твою квартиру наверняка обыскали. И ты хочешь сказать, что они нашли ее? — Адам выдохнул. — Все доносы проверяют, и теперь у них есть доказательство, что он не был беспочвенным. Ты хоть иногда используешь мозг по назначению?

Селения чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. То, что Адам не орал на нее, не повышал голоса и был показательно спокоен, делало только хуже.

— Ну все, довольно, — Найл посмотрел на Адама, ободряюще сжал плечо Селении, — мы придумаем, что делать.

— Что делать? — Адам хмыкнул, — весь план из-за этого может пойти по одному месту. А что будет, если они выйдут на нас? Все, над чем мы работали столько лет, под угрозой. И наша свобода — в том числе.