Ноосферный прорыв России в будущее в XXI веке

– « Русская философия никогда не начинает с бытия, тем более с бытия, понимаемого абстрактно-логически . Более того, еще А.С. Хомяков, для своего времени гениально почувствовавший коренную связь русского языка и санскрита, прекрасно показал, что русское “бытие” указывает на нечто сугубо вторичное и относительное (быт), точно так же ,как и санскритское “бхута” (ссылка: А.С. Хомяков. Соч. в 2-х томах, т.1, 1994, с.341. – С.А.). В другом месте он совершенно точно сопоставляет русскую “суть” с индийским “sat” (сущее) (ссылка на ту же работу, с.340. – С.А.). Впоследствии эти языковые интуиции русского мыслителя получили блестящее подтверждение в филологических исследованиях русско-санскритских параллелей (ссылка: Н.Р. Гусева, «Арьи, славяне: соседство или родство?!» // «Древность: Арьи. Славяне», 1996, с.85. – С.А.). Налицо прямая связь русск. “суть”, “сущее”, “сущность” и, соответственно, санскр. “sat”,”sattva”, “satattva”; русск. “есть”, “истина” и санскр. “as”, “es”, “satya”; русск. “правда”, “обряд”, “правый” и важнейшего метафизического санксритского корня “rta”. Такого рода лексико-метафизические параллели можно множить бесконечно. Они доказывают, во-первых, глубочайшую древность категориальных корней русского языка; во-вторых, что мы ни у кого механически не заимствовали философский терминологический аппарат (у тех же греков) и что, возможно, имел место как раз обратный процесс, если вспомнить греческие предания о гиперборейцах; и, в третьих, гениальность соловьевского хода мысли в “Философских основаниях цельного знания” (ссылка: В.С. Соловьев. Соч. в 2-х т., т.2., 1988, с.218–222. – С.А.), где он отлично обосновывает содержательную пустоту чисто логической категории бытия , могущего быть лишь предикатом, и кладет в основание своей философской системы категорию сущего » (курсив мой. – С.А.) [1154] .

– «Но если не с бытием и не с самосознающим эго Декарта, то тогда с чем же связывала русская философия сознание как нечто действительное сущее?

Во-первых, это “со”, т.е. что-то превосходящее мое эго и органично отсылающее к некому “мы”, к общности, к совместной родовой жизни и деятельности. Мало того, только благодаря этой живительной связи с “мы” я могу сформировать, существовать и развиваться как сознательная личность (это положение А.В. Иванова повторяет теоретическое положение, сформулированное автором в монографии «Онтология и феноменология педагогического мастерства» (1999), – о первичности МЫ-онтологии по отношению к «Я-онтологии»; что в «Я» тем больше сущности, содержания, смысла, чем больше в нем «МЫ», – С.А.)… Однако “со” подразумевает не только прозонтальную общность и связанность с тем, что мне подобно, т.е. с другим “я” в рамках социального “мы”, но также с тем, что может быть и “выше”, и “ниже” меня. Имеется в виду органическая связь с природным миром…, а также связь с духовными началами, а, возможно, и деятельными “я”, которые могут превосходить меня по уровню своей сознательной деятельности…

Во-вторых, подобное “со” как направленность на связь и общение с собой и миром, всегда реализуется только в знании и через знание. Мы совершенно согласны с чеканной формулой К.Маркса: “Способ, каким существует сознание и каким нечто существует для него, это – знание” (ссылка: К. Маркс, Ф. Энгельс. Из ранних произведений, 1956, с.633. – С.А.)… Сознание всегла существует лишь в стихии многообразного знания и лишь посредством него реализует свои многообразные функции…» (курсив мой. – С.А.) [1155] .

Подведем итоги. Сознание филоонтогенетически связано с языком, как важнейшим механизмом социокультурного наследования, носителем ценностного генома (понятие «ценностный геном» мною было введено в «Разуме и Анти-Разуме», 2003).