Двое держат третьего под локти, а четвертый бьет: коротко, без замаха. Грамотно бьет, без суеты, и при этом весьма удачно закрывает избиваемого собственным телом. Если не приглядываться, вплотную пройдешь – не заметишь! Если не приглядываться… да, парня бьют всерьез. И крикнуть он не может – удары под ложечку раз за разом вышибают у него дыхание. Вон, коленки тряпками болтаются, только на мучителях и висит…
Разборка? Странно: ни бритых затылков, ни кожаных курток, и с виду не качки вроде…
Но парню от этого не легче.
А наша милиция нас бережет, как обычно, где-то в другом месте.
Нет, это, конечно, не наемные убийцы и не сакайский переулок XV века, но…
– Олежа… подойдем, а? Забьют ведь…
Пауза.
Старая, знакомая пауза.
– Подойдем.
Олег с Ленчиком как-то незаметно и едва ли не синхронно перепрыгивают через низенькое ограждение, отделяющее оазис «У Галины» от зала ожидания. Я чуть задерживаюсь, залпом допив свой кофе, – и спешу следом. Мое дело: держаться сзади и не путаться под ногами. А заодно – прикрывать им спины и без особой нужды не лезть «поперед батьки в пекло».
Что я и намерен делать. В подобных ситуациях излишний героизм хуже керосину. Да и не герой я… герой ведь должен быть один, а я вон в какой компании…
– Мужики, завязывайте! Поигрались, и будет!..
«Мужики» оборачиваются, и я не вижу в их глазах никакой радости по поводу нашего появления.
Тот, что бил, молча сует руку под грубо вязанную кофту. Что у него там? Нож? Кастет? Нунчаки? Ствол – вряд ли, но если есть хоть малейший шанс… Рука под кофтой шевелится, сжимается в кулак, взгляд голубых слегка навыкате глаз шарит по нам… останавливается.
Между Олегом и Ленчиком.
Ровно посередине.
Рука под кофтой застыла, заледенела; не движется.
Понятливый оказался.
Слишком понятливый для простого вокзального битка.
Вся троица разом расцветает одинаковыми, от уха до уха, улыбками. Даже избиваемый затих. Мир да любовь, и никаких конфликтов. Я молча радуюсь слиянию сердец, да еще тому, что мои друзья стоят ко мне спиной. В такие моменты в глаза им смотреть страшно. Даже своим.
– Мужики, все нормально, – приветливо доносится сзади, от ограждения. – Расслабьтесь. У ребят свои дела, никто не в претензии…
– Н-не… н-не в пр-етен… – булькает избиваемый, подтверждая.
Уже поворачиваясь к незваному (но очень удачно подвернувшемуся) миротворцу, я краем глаза успеваю заметить: рука битка очень медленно и аккуратно выползает из-под кофты.
Без оружия.
«Ребята, давайте жить дружно!» – во всеуслышанье провозглашает эта рука.
Пьеса «Тамура», перл цикла «о мужчинах», общий танец-пантомима, реплика хора:
Занавес.
Олег
…мне было стыдно.
И еще – страшно.
Давно, давно я не был так близок к срыву. Стареешь, брат… да какое, к черту, «стареешь»?! Накопилось за последние дни дряни под завязку, скоро горлом пойдет, и хорошо, если рядом никого не окажется.
Чужие слова, Левиафаном всплыв из темных глубин памяти, подействовали как нашатырь.
Я протрезвел.
Я перестал бояться – себя, а не за себя.
И даже нашел в себе силы улыбнуться.
Наверное, улыбка получилась малость недоношенной, потому что заплечных дел мастера мигом испарились, заботливо поддерживая экс-пытуемого.
– Никаких проблем? – лениво осведомились из-за спины, от ограждения.
Теперь можно и обернуться.
– Никаких проблем. Все в порядке.
Долговязый детина моих лет почесал фирменную запятую на груди спортивного костюма
Ленчик с Димычем, похоже, его интересовали мало.
– Лось, это ты? – сверкнула белозубая ухмылка, хоть сразу на рекламу пасты
– Это я, – ответил я.
Ничуть не покривив душой.
Кличку «Лось» я заработал в самом начале средней, весьма средней школы номер семнадцать. Одноклассники не нашли ничего лучшего, как сотворить аббревиатуру из моих фамилии-имени-отчества, прицепив благозвучия ради мягкий знак в конце. В принципе, я не возражал: клички бывают и похуже, а выстрой они первые буквы имени-отчества-фамилии, да при должной изобретательности…
Мог бы и «Осел» получиться.
Нет, я не возражал.
Это уж много после, когда я приобрел дурную привычку пинаться ногами, «Лось» обзавелся подтекстом… ладно, оставим.
Неинтересно.