«Чем моложе чадо, тем больше вариантов его жизни. В нем все только вероятно, каждое обстоятельство его жизни представляется как переменная: школа – х, друзья – у, будущая жена – z, будущая профессия – n, дети – t, и так далее. Иначе говоря,
H (homo) = x+y+z+n+t+r+w+ … стремится к бесконечности».
Понял? – спросил черт.
Майкл закрыл письмо, снял линзы и снова позвонил жене.
Сказать про электричество? – с готовностью спросила жена.
Прости меня, что я от тебя ушел, меня бес попутал, – сказал Майкл.
Тебя не бес попутал, а грудастая Милена, – спокойно сказала жена, – но я тебя прощаю. Так сказать про электричество?
«В ходе существования варианта переменные, неизвестные обстоятельства, превращаются в даты, названия и другие определители. А мощность бесконечности ослабевает, как бы постепенно исчерпываясь».
Глаза читали сами, письмо из закрытого компьютера открылось само и повисло у него перед глазами.
Я смертельно устал, – подумал Майкл. – Молодая любовница – вещь для зрелого человека смертельная. Я спятил, и так мне и надо.
«Как происходит превращение неизвестного в известное, иначе говоря, как происходит выбор вариантом (человеком) варианта решения (школа, жена, деятельность, работа, город проживания и пр.)?
При помощи сочетания свойств Homo (таланты, характер – это внутренние подсказки, на которые, сознательно или нет, ориентируется вариант в своем выборе) и внешних обстоятельств (воля других людей, различные принуждения, случайности и др.).
Как описать складывающуюся каждый раз конфигурацию внешних обстоятельств, влияющих на выбор варианта? Как многофакторную систему, в которой результирующая сила, толкающая на поступок, возникает часто не как сумма сил, а как главенство сильнейшей из них».
Майкл прогнал чертиков, скачущих у него перед глазами, открыл компьютер и сложил все электронные бумаги с электронного письменного стола в электронную помойную корзину.
Во всем виноват Павел, – помимо своей воли подумал Майкл, – это он довел меня до такого истощения своим русским характером. Ему все время мало и надо больше, больше, больше. А я должен все время за ним поспевать.
Он попросил мышку открыть последнее письмо Павла – о чем он там ему, интересно, вещает, – но та, ударив хвостиком, вернулась к недочитанному документу Профессора Роттердамского:
«Впрочем, этот механизм не важен, – бежали строчки. – Важно, что человеческая жизнь является в этом смысле
Внезапно черные буквы увеличились, раздулись брюшками, словно насосавшиеся крови комары, и сменили цвет – естественно, на красный.
«Эксперимент (человеческая жизнь) продолжается, пока в уравнении остаются неизвестные, и бесконечность не превратилась в конечность.
Человек умирает, когда он перестает быть вариантом и все неизвестные отгаданы.
Возражения относительно ранней смерти, когда многое как бы не проявлено, несущественны. Иногда вся жизнь отгадана уже на ранней стадии, и тогда продолжение эксперимента бессмысленно.
Смерть – это точка в решенном уравнении.
Механизм вычеркивания не важен, но интересен.
Смерть, как правило, не из чего не следует и не имеет объяснения с точки зрения логики жизни.
Это прекращение эксперимента.
Это инструмент.
Именно поэтому попытка ответить на вопрос, почему в ходе жизни портятся внутренние органы человека, бессмысленна.
Именно поэтому попытка объяснить, почему именно сейчас произошла смертельная случайность, а не вчера и не завтра, и почему именно с этим человеком, бессмысленна.
Смысл человеческого существования – это исследование вариантов.
Их бесконечно много, поэтому мы и живем».
У Майкла кольнуло в боку. Он мгновенно попытался ответить себе на вопрос, все ли с ним ясно, или остались еще варианты.
Вот грудастая блондинка по центру стола, это вариант. Если так, то он правильно ушел от жены, и кто знает, может быть, они еще уедут куда-нибудь и начнут все сначала. Все просто, суммировал Майкл, начинать все сначала – это способ продлить себе жизнь.
Так он и ответит профессору Роттердамскому, мол, а не является ли новая любовь лекарством от безвременной кончины?
Является, – мгновенно ответило письмо, не дожидаясь, пока старый профессор проснется, наденет свои тапки и дошаркает до компьютера.
Но что делать с письмом?
Вариант зашевелился, – мелькнуло у него в голове. Что будет, если оставлю, и что – если выброшу?
Решил оставить на «рабочем столе», как наживку, как поплавок. Может, чего и клюнет на эту профессорскую мормышку?