Нора под миром

Деревня утопала в темноте. Если бы не яркий свет луны, здесь царил бы не-проглядный мрак. Лён растерялся. Он как-то не подумал, что будет делать в селе-мбрийских Блошках ночью. Можно, конечно, выскочить отсюда. Но это он всегда успеет сделать.

В окнах семёновского дома едва теплился свет. Как и тогда, в деревне явно не имелось электричества. Лён потушил иголку и пошевелил калитку в свой дом. Вернее, в дом Семёнова. Он удивился: оказывается, здесь незаперто, только наки-нута верёвочная петля на столбик. И так прошёл внутрь палисада.

— Кто там? — раздался голос за окошком.

— Я заблудился. — соврал разведчик. — Мы тут приезжие, я местности не знаю.

— Входи, не заперто. — беззаботно отозвался женский голос.

Ночью и не заперто?!

Лён толкнул дощатую дверь в сени и вошёл. Внутри было темно, как у каша-лота в брюхе. Но тут же скрипнула легонько дверь и в проёме показалась рука со свечкой.

— Где ж тебя, сердешного, носило?

Удивительно, но голос был не старым.

— Мам, кто там? — раздался детский голос.

— Какой-то городской по лесу заблудился. — ответила молодая женщина, впу-ская Лёна.

Она посветила свечой ему в лицо.

— Откуда будешь?

— Из Нижнего. — быстро ляпнул он.

— Из Нижнего Тагилу? — удивилась женщина. — Эк занесло тебя! Ну заходи уж, коль явился.

Лён быстро огляделся. Впрочем, трудно что сказать так сразу. Планировка у пятистенков однотипная. Из второй комнаты вылезла девчонка в застиранном платьишке. Любопытно пяля на гостя огромные глазищи, она не забывала засу-нуть в рот кулак.

На бревенчатых стенах висели в рамках фотографии. Тусклые, слегка под-ретушированные снимки хранили образы танкистской четвёрки в шлемах, кар-тинно расположившейся на фоне КВ. Был молодой мужчина в гимнастёрке. Была широколицая пара молодожёнов с донельзя серьёзным выражением. Был с выта-ращенными светлыми глазами и тщательно зачёсанным вихром мальчишка, судя по всему, ровесник Лёну. Было и множество других. Развешаны на стенах руш-ники.

Гость торопливо глянул в угол. Там теплилась лампадка перед неясным, стёр-тым ликом на ветхонькой бумажной иконке с загнутым краем.

Не зная, как себя держать с незнакомыми жильцами, он засмущался.

— Давай, попей-ка молока. — сказала женщина, спускаясь в подпол. Такой точ-но был и в доме у дяди Саши, только делать в нём было нечего — ничего в нём не хранилось.

— Тебя как зовут? — шёпотом спросила девочка.

— Меня — Леонид. А как тебя?

— А я Пелагея.

— А мамку как? — удивился он.

— И мамку Пелагея.

Старшая из Пелагей выбралась из подпола с крынкой молока. Потом отрезала большой ломоть ржаного хлеба.

— Вам, чай, городским-то, непривычно. — засомневалась она. — Вы, чай, к пше-ничному привыкли.

— Мы ко всему привыкли. — успокоил её Лён.

— Ну, как там, на миру? — спросила женщина, подперев рукою щёку и глядя на Лёна, пока тот старательно изображая аппетит, ел хлеб и пил холодное, ужасно вкусное молоко.

— У вас корова? — уходя от темы, спросил он.

— Да. — словно удивившись, ответила женщина. — Ты, чай, устал. Давай-ка по-стелю у печки. А завтра проводим до дороги.

Она отправилась в маленькую комнату. А Лён, пользуясь возможностью, по-добрался к настенному отрывному календарю. Листы у него не отрывались, а аккуратно заправлялись за резинку. Глянул на лист и замер ошарашено: сороковой год!

Он лежал на каких-то старых шобонах у печки и всё не мог заснуть. В окно светила полная луна. По выскобленному некрашенному полу пролегали резкие и яркие полосы света. Было о чём подумать.

Сороковой год. Последний предвоенный год. Потом начнётся голод и раз-руха. Впрочем, что это взбрело ему в голову? Это же Селембрис! Непонятно, по-чему, но из времени выбран именно сороковой год. Из всех деревень выбраны Блошки. О Нижнем Новгороде, понятно, тут никто не знал. Тогда это был город Горький. Зато знают о Нижнем Тагиле. Интересно, что они сказали бы, если бы узнали, что совсем неподалёку отсюда, на горе стоит крепость, с которой в другом мире начал существование Нижний Новгород? Впрочем, на Селембрис многое совместимо. Ладно, слишком много загадок, на которые пока нет ответа. Завтра он вызовет Сияра и совершит облёт местности.

* * *

Над носом Лёна нависла сияющая веснушчатая физиономия с восторженной улыбкой от уха и до уха. В улыбке недоставало штук шести зубов.

— А хочешь, посмотреть, как мы с мамкой и с папкой на фотокарточке?

В первое мгновение показалось, что он спит в своём доме, только почему-то на полу у печки. А девчонка, которая его разбудила — Катька.

Лёнька быстро встал и направился следом за маленькой Пелагеей в другую комнату. Там стоял старый знакомец — монументальный комод с застеклённым верхом. Только выглядел он совсем новым и был украшен деревенским кружевом, по которому стояли всякие фаянсовые собачки, слоники, лошадки. За стеклом красовались разрозненные чашки с блюдцами и прочие сокровища.

Пелагея достала огромный и тяжёлый альбом в дерматиновой обложке и при-нялась торопливо перебрасывать его картонные страницы.

— Вот мы в городе… Там такая ателье. Там карточки можно сделать.