— Вот тут я с вами не соглашусь. — грустно возразил Борис. — Нельзя остано-вить развитие прогресса. Если наши киношники будут тасовать готовое, то ком-пьютерная анимация заглохнет. Тогда и у вас тут наступит застой.
— Да, Утопленный, тут вы явно переборщили с идеей. — недовольно заметил Экселенц.
— Абсолютно! — тот немедленно отказался от своих фантазий. — Просто я ув-лёкся. Мне так хочется наладить производство ужастиков в стране наших дорогих Гостей. Их жизнь так пресна, так однообразна, так удручающе бесцветна! А запах трупов так щекочет ноздри, так тормошит адреналин! Недаром в верхнем мире ни на миг не прекращается война! Сначала они переводят биомассу в регрессивную фазу, затем снимают об этом репортажи, потом кино, потом пишут книги, потом наперегонки кричат об этом в телешоу, потом мочат журналистов, потом устраи-вают показательные процессы, потом объединяются под мирным флагом и давят оппонентов по всей технологической программе, то есть снова переводят био-массу! Нет, братья, мы точно должны объединяться с вами: у нас так много обще-го!
Борис с Виктором обалдело переводили взгляды с одного трупа на другой. Кондаков пытался что-то проговорить, но не нашёл слов.
— Да что вы так встревожились, Виктор?! — расхохотался весельчак-Аристо-крат. — Вам же не предлагают немедленно заключать сделку! Мы просто подели-лись с вами своими планами на будущее. Успокойтесь, милый! От вас ничего здесь не зависит!
«А ведь и правда! — обрадовался в мыслях Виктор. — От нас ничего тут не за-висит!»
Он повеселел, расслабился и перспектива сосуществовать в одном прост-ранстве с трупами его уже не так смущала. В самом деле, они такие все миляги!
Прощание было трогательным. Дорогие Гости отбывали в обратный путь. Их посадили на дирижабль и они вместе со своим гидом, Диким Трупом, поплыли об-ратно на болото. Пользуясь случаем Борис с борта гондолы снимал панораму ПВТ. Там правда не было ни сельского хозяйства, ни заводов. Только города-кладбища и масса развлекательных комплексных мероприятий.
По случаю дня Единения доканывали последние запасы фейерверков. По-этому земля внизу вся так и вспыхивала искорками. Они плыли над сухими пыль-ными холмами. Дикий Труп, мечтательно сидел на краю корзины и, уцепившись за верёвки, пел чувственную песенку про череп на могиле.
Постепенно населённые места закончились и пошли болота. Вот вырисова-лась на островке деревянная церковь.
— Видали? — хвастливо спросил Труп. — Это классика! Музей!
И поведал Гостям, что это не что иное, как та хуторская часовня, в которой отдал Богу душу классический первопроходец жанра, Хома Брут.
— Заметьте, каков прогресс в отношениях между нашими мирами! — заметил он. — Тот лишь увидел вурдалаков, так и преставился. А вы просто молотки! Я вас уважаю! Высочайшим разрешением Президента музей вам оставят до конца всех съёмок на местности.
Они попрощались. Гости уходили по тропе обратно в свой мир. А Дикий Труп залез обратно, в свою петлю на балке. Он был смотрителем музея.
— Вить, а Вить. Я вот тут подумал. А ведь где-то тут у них существует и прост-ранство голых баб из всяких там журналов, ночной рекламы и послеполуночных передач. — сказал Борис, шлёпая сапогами по заболоченной тропе.
— Да ты что?! — ужаснулся Кондаков. — Даже и не думай! Это ж так затянет с головой! Там и пропадёшь! Еды-то у них тут нет!
— Я сам так думаю. Нельзя нашего мужика туда пускать, а то хердык стране.
Помреж, Володя Мазурович, ближе к ночи вышел покурить на волю. Неспеш-но брёл он по тропе куда-то за деревню. Погодка растеплилась и в воздухе так приятно пахло свежей травой. Уже смеркалось. Вова стоял под отцветшею черё-мухой и задумчиво делал последние затяжки прежде, чем пойти назад. Он скорее учуял, чем увидел какое-то движение.
Немного дальше, через открытое пространство, находились частые заросли низеньких, раскущенных берёзок. Там местные аборигены режут на зиму веники для бани. Вот из этих зарослей в лиловом сумеречном свете вышла пара.
Володя не сразу понял, что видит режиссёра Кондакова и оператора Бориса Немучкина — оба в болотных сапогах и матерчатых панамках с кармашком. Они медленно и торжественно переставляли ноги. Физиономии обоих украшались густой щетиной. Мазурович нутром почувствовал момент и невольно замер с си-гаретой в руке.
Режиссёр держал невысокого Бориса под локоть, а тот благоговейно прижи-мал к груди японскую камеру. Другой рукой режиссёр держал на локте корзинку, полную кассет. На безрукавке оператора газырями торчала обойма батареек. Глаза пришельцев поражали неземной печалью, одухотворённым блеском и пресветлой мудростью. Ничего не замечая, оба прошествовали мимо переставшего дышать помрежа. Ему вдруг показалось, что над головами у них немного засияло.
Они прошли, и лишь тогда впавший в прострацию Мазурович обнаружил, что сигарета прогорела до фильтра.
Глава 20. Это талант!