Нора (сборник)

Вздорность этой лихо закрученной мысли стала очевидной, когда девушка подошла к нему поближе и он провалился в беспамятство, из которого вышел — через минуту или десять минут. Но девушка продолжала стоять. Он обхватил руками бедра ее и уткнул нос в сгиб локтя, как это делал в далеком детстве, молча ища утешения в материнском теплом теле, и тело матери всегда отвечало. И девушка Ксюша ответила. Руки ее вознеслись, чтобы опуститься на его плечи, девушка сделала попытку отстраниться от него — и вновь прижалась к нему животиком. Руки стали говорящими, руки спрашивали и отвечали, и Георгий узнал, что счастье на земле все-таки есть, да и может ли оно не быть, раз они здесь вдвоем?..

Вдруг они услышали дыхание третьего человека в этой комнате, Савкина, всхлипы того, кому недостает воздуха, кто силится наполнить им легкие. Еще в трамвае заметалась эта ненормальность, предвестие то ли припадка, то ли приступа, что, впрочем, могло объясняться каким-то побочным действием алкоголя. Но то, что в шумном громыхающем вагоне почти не слышалось или не угадывалось по гримасам хватавшегося за поручни Савкина, здесь, в тихой комнате казалось предсмертным борением организма. Ксюша отвела от себя руки Георгия, подошла к массивному угрюмому серванту, выдвинула ящик, долго копалась в нем. Извлекла два пузырька, налила воды из чайника в стакан, покапала. Затем приподняли Савкина и влили в него лекарство. Его поудобнее уложили на диване, вытянули ноги, сняли сапоги, потом и китель. Кажется, ему стало легче. Девушка говорила шепотом, стало известно, что все соседи еще в воскресенье уехали на свои участки, досаживать картошку, когда вернутся — да кто их знает, у одной из соседок, Эсфири Львовны, есть сердечные капли, но где эта Эсфирь, где… Соседи по лестничной площадке?

Вдруг Савкин приподнялся и чистым, трезвым голосом явственно произнес:

— Мне плохо. «Скорую» вызывайте. — Он помолчал, будто обдумывая сказанное.

И повторил: — «Скорую».

И снова тело его вытянулось на диване.

Они переглянулись, поняв друг друга: взгляды и жесты говорили больше слов и сводились к тому, что им обоим Савкин не нужен. Телефона нет, бежать звонить на улицу? Но появляться здесь врачам нельзя, ни при каких обстоятельствах, потому что…

Почему нельзя — она не знала, но начинала догадываться: у незнакомца свои счеты с милицией и врачами. А Георгий, дважды прощупав пульс майора, понял, что проживет Савкин недолго: на руках Георгия умирало столько людей, что не научиться определять близость их кончины он не мог. Неизбежна милиция с проверкой того, чего у него нет. И к девушке нельзя ее подпускать. Ксюша к тому же начинала злиться и готова была всю коробку с бесполезными пузырьками вышвырнуть в приоткрытое окно.

Они подошли к диванчику. Савкин лежал навзничь, с открытыми глазами, без сапог, в рубашке, он дышал тяжело, но равномерно, без хрипов. Тикали часы на стене, отмеривая ему последние часы или минуты жизни, грозя остановиться. Что-то булькнуло в нем, потом он всхлипнул, и Ксюша отрывисто взмахнула рукой, решительно, наотмашь, будто завершая жестом какой-то длительный и мучительный процесс обдумывания. И указав пальцем на ноги Савкина, глянула на сразу все понявшего Георгия, да и любой мог догадаться: сапоги на майора уже не надеть.

Они расстегнули галифе и сдернули их с Савкина. Он остался в трусиках, носках и нательной рубашке, а Георгий стал снимать с себя пиджак, рубашку, брюки и ботинки. Сапоги оказались ему впору, десять или чуть больше минут ушло на переодевание. Савкин пробудился, шевельнулся.

— Где больница? — спросил Георгий, и Ксюша неопределенно показала куда-то.

Она была уже в тайне, которая приоткрылась ей и которая не пугала.

— Подальше его… На Выборгскую… Сейчас я тебе объясню…

Как только Савкин вытащен был из квартиры в арочный проход, он обрел способность двигать ногами. Более того, штатское платье что-то напомнило ему, из далеких времен выплыл, видимо, облик молодого удачливого Яши Савкина, и он бодренько прошел метров сто, до угла, но здесь ноги перестали ему повиноваться, он сел на асфальт, спиной прислонясь к афишной тумбе. Остановился и подъехал к Георгию грузовик, «парня до дома помоги, друг, довести». Машину он остановил через двадцать минут, высмотрев дом с проходом во внутренние дворы. «Вот мы и приехали…» Сотня была принята с благодарностью. Георгий подтащил Савкина к невысоким штабелям из дров на зиму, прикрытых где шифером, где толем. И выжидал. Прошло минут пять — и он вынес еще дышащего Савкина на улицу, остановил проезжавший «опель». Еще две таких пересадки — и до больницы оставалось метров сто. Георгий взвалил ношу на спину и опустил ее на скамью. Огляделся. Все верно. Больница — по описанию — та самая, о которой сказала Ксюша.

Савкин уже был без сознания. Георгий запустил руку в карман, нащупал монеты для телефона, которые не понадобились, и набрал «скорую помощь»: невдалеке от начала Кондратьевского проспекта лежит на скамье умирающий человек.