Нора Вебстер

Вошедший Уильям показался Норе ниже, чем она помнила. Одет он был в костюм-тройку. Когда Уильям взял руку Норы, она спросила себя, помнит ли он, как обращался с ним отец, забравший его из школы в шестнадцать лет, годами плативший ему гроши и называвший перед всеми подряд “болваном”. Но отец давным-давно умер, фирма перешла к Уильяму, и, возможно, — так Нора предположила — все об этом забыли, все, кроме нее.

— Очень мило, что вы пришли. — Он сел рядом, а миссис Уилан внесла чай и печенье. — Весьма, весьма любезно, — добавил он, словно думал о другом, куда более обременительном деле.

Нора спокойно смотрела на него, не отвечая. Она не собиралась благодарить его.

— Отец всегда говорил, что вы были лучшей и никогда не ошибались, вы и Грета Уикхем. Он постоянно твердил, что, находись здесь только Нора и Грета, мы не попали бы в ту передрягу, даже если и не было вовсе никакой передряги.

— О, он очень тепло отзывался о вас, — подхватила Пегги, — а Уильям-младший с Томасом говорили о Морисе Вебстере, когда у него учились, только хорошее. Помню, однажды у Томаса была температура и мы настаивали, чтобы он остался в постели, но он ни в какую, потому что не желал пропустить сдвоенный урок по коммерции у мистера Вебстера. Представьте, Томаса уговаривали остаться в Дублине после учебы. О, ему сулили блестящие перспективы! Мы сказали ему, что нужно хорошенько подумать. Но он предпочел вернуться домой. Вот как оно было. То же и с Уильямом. А Элизабет никогда не поймешь. Готова порхать без устали. Неугомонная.

В словоохотливости Пегги Гибни, в том, как она безудержно болтала о себе и детях, было нечто нарочитое, будто она говорила специально для Норы, демонстрируя, что она теперь птица высокого полета, и это сознают все вокруг. Нора предполагала, что на Уильяма работает не меньше сотни человек, а то и больше. И поэтому Пегги Гибни нелегко быть тем, кто она есть — заурядной особой, но Нора не видела для себя причин предложить ей в ответ что-то помимо молчания.

С Уильямом все обстояло немного иначе. Он мямлил, нервозно повторял какое-нибудь слово, а то вдруг умолкал, будто подыскивал другое.

— Мы всегда открыты, Нора, всегда открыты…

Нора взглянула на него и улыбнулась.

— Некоторые конторские девушки едва умеют грамотно писать, — снова вмешалась Пегги, — и еле-еле считают, однако в смысле дерзостей и больничных…

— Ну же, — промямлил Уильям. — Ну же.

Нора пристально наблюдала за ним, выискивая признаки того, что Пегги раздражает его не меньше, чем ее, но Уильям был какой-то отстраненный в своей суетливости, он будто и не замечал жену.

— А прически у некоторых! Элизабет говорит…

— Томас, — перебил ее Уильям, — чрезвычайно высокого мнения о мисс Кавана, она руководит конторой. Томас мог бы рассказать вам подробнее, чем я. — На миг он умолк и посмотрел на Нору, будто не знал, что сказать дальше. — Бог свидетель, — продолжил он, уперев взгляд в ковер, — я всего-навсего управляющий, глава компании. А вот Томас представит вас мисс Кавана, а после вы можете, если вы понимаете, что я имею в виду, приступить, когда пожелаете. Вы можете приступить, когда пожелаете.

— Вы говорите о Фрэнси Кавана? — спросила Нора.

— Полагаю, что да, — ответил Уильям, — хотя, наверно, ее уже давно так не называли.

— Ох, ну конечно! — воскликнула Пегги. — Вы наверняка знавали ее в былые деньки. Томас отзывается о ней исключительно с восторгом. А вы продолжали общаться?

— Прошу прощения? — резко сказала Нора.

— Я имею в виду, вы с мисс Кавана так подругами и остались?

Вопрос подразумевал, что в прошедшие годы Пегги не забивала себе голову выяснением подобных деталей, как и не трудилась поддерживать с кем-то дружбу. И все же Нора удивилась тому, как много она знает, — например, о том четверге двадцать пять, а то и больше лет назад. В тот короткий рабочий день Нора и Грета Уикхем вздумали прокатиться на велосипедах в Балликоннигар, а Фрэнси Кавана увязалась за ними, и они крутили педали что есть мочи, чтобы от нее оторваться, а после поехали не в Балликоннигар, а в Моррискасл. И как они чуть не открыто смеялись, вместо того чтобы извиниться, когда узнали, что на обратном пути близ Баллаха Фрэнси проколола шину, а затем пережидала ливень, сидя под деревом, и домой приковыляла лишь на рассвете. С того дня она ни разу не заговорила с ними.

Уильям и Пегги наблюдали за ней. Она не ответила сразу на вопрос о Фрэнси Кавана, а теперь делать это уже было поздно. Выходит, подумала Нора, что все эти годы, пока она была замужем и обзаводилась детьми, Фрэнси работала у Гибни, дослужилась до начальницы конторы, — чем не Пегги Гибни, которая сейчас элегантно-манерно поднимает чашку с чаем, командует этим домом, летом катается в Росслар, источает фальшивое величие, копируя свекровь или жену какого-нибудь богатого торговца. От этих женщин Нору отделяла пропасть не меньшая, чем разделяющая тишину и звук.