Норби

Солнце уже клонилось к горизонту. Оставаться на Поле смерти не имело смысла. Вдали, как раз на юге, куда прорывался полк, бывший гимназист заметил темную полосу леса. Закинул за спину карабин — и побрел прямо через зеленую озимь. Куда именно и зачем, как-то не думалось. Главное — подальше. Поле битвы принадлежит мародерам и призракам.

Прочь!

Среди пшеницы тоже лежали мертвецы в знакомой уланской форме. Русских не было, вероятно, подобрали свои. Остатки полка теперь где-то далеко, не догнать. Бой был встречным, кто-то наверняка успел прорваться. Упрямый майор поведет их в загадочные Свентокшиские горы, обетованную землю, где можно отдохнуть от войны. Ему до Святого Креста не дойти.

На первом же привале посреди зеленого поля бывший гимназист пересчитал патроны. Четыре штуки всего, да еще штык образца 1924 года, пустой подсумок, фляга, котелок с ложкой. Вот и воюй, улан! Мелькнула и сгинула мыслишка: недостающее можно взять у мертвых, но он понял — не сможет. Разве что патроны, на войне они ценнее, чем хлеб.

Повязка под пилоткой закаменела. Вчера так и не сподобился поменять.

Надо было идти. Доброволец Земоловский закинул ставший совсем неподъемным карабин на плечо, поправил ремень.

Выстрел прозвучал негромко, словно кто-то щелкнул в воздухе кнутом. Еще. Еще!

Он упал прямо в зеленую пшеницу, прислушался. Кажется, у леса, как раз там, куда он держит путь. Воюют? Но выстрелили всего три раза, на бой не похоже. До опушки осталось не так и далеко, можно рискнуть.

Возле опушки кто-то вновь щелкнул кнутом.

* * *

Вначале он увидел телегу. Не военную повозку под зеленым верхом, а самую обычную, крестьянскую. Гривастые лошадки мирно жевали брошенное на землю сено. Чуть дальше еще телега, на ней что-то белое.

Из-за колосьев много не увидишь, и бывший гимназист решил подождать. Люди наверняка тоже есть, откуда-то справа доносились негромкие голоса.

Человек!

Он взглянул — и удивился. Вроде бы крестьянин, но почему-то с винтовкой за плечами. На рукаве — бело-красная, с красным же треугольником повязка, за плечами — большой мешок. Подошел, бросил мешок на телегу, отодвинул подальше от края. Вот и второй, тоже с мешком, в руках — связанные бечевкой сапоги. И тоже повязка.

Не выдержав, бывший гимназист привстал, надеясь, что в вечернем сумраке заметят не сразу. И тут же упал на землю.

Трупы! Здесь тоже трупы!..

Голые тела лежали прямо возле опушки. С того, что с краю, еще одетого, третий крестьянин (повязка!) деловито снимал сапоги. Стянув один, осмотрел со всех сторон, провел ладонью по подошве.

Доброволец Земоловский скрипнул зубами. Мародеры! Но почему повязки? Оружие почему? Мародеры — твари трусливые, об этом во всех книжках пишут.

Внезапно послышался крик. Из-за деревьев появился еще один при повязке, волоча за собой паренька в польской военной форме. Толкнул, опрокинул на землю, вскинул винтовку. Тот, что снимал сапоги, вскочил, замахал руками. Вдвоем они сорвали с паренька китель, один потянул за сапог.

Бывший гимназист встал, и, уже не прячась, вскинул карабин. У него только четыре патрона.

Ничего, хватит!

* * *

— Сволочи, сволочи, сволочи! — бормотал паренек в военной форме с нашивкой капрала. — Сволочи, какие они сволочи, холера!

Замолчал, кусая губы, а затем выкрикнул, морщась от боли:

— У нас патроны кончились! Совсем! Понимаешь, ни одного патрона, ни одного!..

Бывший гимназист не слушал, смотрел на труп. Он не ошибся — крестьянин. Пиджак и брюки грубой плотной ткани, сапоги в пыли, серая кепка. Лежит навзничь, лица не увидать, зато отверстие от пули — вот оно. Куда и целился, точно посреди спины. Ткань обгорела, а вот крови совсем немного.

— Они пана сержанта сразу же застрелили. И пана канонира. А остальных, кто драться пытался — прикладами, понимаешь? Мы вначале не поняли, думали — свои. Они же по-польски говорили!

Капрал провел ладонью по лицу и внезапно всхлипнул.

Доброволец Земоловский пожал плечами. Будто среди поляков мародера не встретишь! Заинтересовала лишь повязка с треугольником. Внутри две буквы — «GL», синим по красному.

Он не промахнулся, трое других тоже мертвы. Внезапно бывший гимназист ощутил нечто странное. Люди убиты его пулями, прицелился — и насмерть, а он ничего, совершенно ничего не чувствует! И это не первые за сегодня. И, кажется, вообще не первые.

Пальцы сжались в кулак, словно ощутив тонкий скользящий шелк. Пулей убить просто, удавкой — еще проще. Был бы узел надежный, и рука тверда.

Испугался, пальцы разжал. Экая жуть примерещилась! Откуда удавка? Он же обычный гимназист, на документе его фото!

Между тем, паренек, натянув сапог обратно, встал, попытался принять строевую стойку.

— Капрал Адам Рыхлы, Корпус пограничной стражи!

Бывший гимназист приложил пальцы к пилотке.

— Антон Земоловский, доброволец, 110-й уланский полк. Кроме тебя кто-нибудь жив?

— Там! — рука указала на одну из телег. — Пан поручник и пан подпоручник. Они их — прикладами, потом сняли форму и связали.

Что-то белое на телеге. Ясно!

Прежде чем идти, бывший гимназист снял с пояса убитого патронную сумку. На этот раз рука не дрогнула.

* * *