Норби и ожерелье королевы

— В таком случае, мсье фокусник, сделайте одолжение и исчезните. Нам не нужны посетители, особенно американские дикари с их вечными революционными войнами. Наша Французская революция была мирной и бескровной. Она возглавлялась разумными людьми.

— Бескровной? А как насчет этого? — Джефф указал на мрачный силуэт гильотины, возвышавшийся рядом с ними.

— Гуманное устройство, используемое лишь для наказания неисправимых преступников, — возразил лейтенант. — В сущности, ею вообще не пользовались с тех пор, как Его Величество достиг совершеннолетия, а это произошло два года назад. Наш король — конституционный монарх нового склада, и его гуманные идеи оказывают благотворное влияние на нашу цивилизованную страну.

Джефф ощутил слабость в коленях. В его собственной истории Людовик XVII, второй сын Людовика XVI, так и не был коронован и умер ребенком, дав показания против своей матери, которая впоследствии была обезглавлена.

— Пожалуйста, простите мое невежество, мсье, — сказал Джефф, — но в той далекой глуши, откуда я приехал, мы мало что слышали о вашей революции. Вроде бы, в 1789 году толпа штурмовала Бастилию…

Лейтенант с оскорбленным видом покачал головой.

— Штурмовала? Ничего подобного. Парижане не склонны к насилию. Они вышли к Бастилии и потребовали освободить заключенных. Когда это требование не было удовлетворено — в то время король еще находился под нежелательным влиянием реакционеров, — они прошли маршем к Версалю и потребовали смены правительства. Они не творили бесчинств, но были настойчивы, поэтому добрый король Людовик не стал слушать своих советников и напрямую обратился к нуждам простых людей. Под его руководством Маршал Франции составил конституцию, подписанную королем. Разумеется, королева сопротивлялась, но в конце концов ее выслали в Австрию, откуда она приехала. Четыре года назад, после смерти Людовика XVI, о которой скорбел весь народ, его сын стал королем в возрасте шестнадцати лет.

— Значит, сейчас ему двадцать лет, и это 1805 год, — пробормотал Джефф.

— Мне казалась, что даже американец должен знать о таких вещах, не прибегая к арифметическим вычислениям, — фыркнул лейтенант.

— Полностью согласен с вами, мсье, — вежливо ответил Джефф. — Спасибо вам за ваше терпение и позвольте попрощаться с вами. Я очутился здесь с помощью волшебного трюка, но надеюсь, вы покажете мне обычный выход.

— Эх вы, американцы! Грубое чувство юмора и необузданный нрав. До сих пор ссоритесь с Англией…

Джефф нахмурился.

— А как насчет вашей собственной ссоры с Англией?

— Какая вопиющая неблагодарность! Эта размолвка произошла лишь из-за восстания в Америке. Вы, американцы, не заслуживали нашей помощи. Из-за нее Франция чуть было не обанкротилась. Но так или иначе, это уже история. Вся Европа теперь живет в мире. Даже Австрия безропотно забрала к себе старую королеву; там тоже понимают, что ее присутствие рядом с молодым королем было бы неблагоразумным. Пошли, американец! Забирай свой безобразный автомат и уходи отсюда. Не забудь купить себе новую одежду: та, которую ты носишь, может быть и пригодна для твоей страны, но смехотворна для Парижа.

Джефф пошел по парижским улицам с Норби под мышкой, подыскивая место, где они с роботом могли бы исчезнуть, не вызвав переполоха среди горожан. Он пересек мост над Сеной и вошел в парк перед музеем национальной истории, основанным в 1635 году Людовиком XVIII. Углубившись в сад, он нашел тенистую лужайку, окруженную кустами, и опустился на землю.

Голова Норби высунулась наружу.

— Я пытался обратиться к тебе телепатически, но твой разум был совершенно закрыт. Что случилось?

— Извини, Норби, я задумался. Вместо того, чтобы присоединиться к Фарго и остальным в далеком будущем, мы оказались во Франции, причем в таком месте, которого не должно существовать в этом времени. Почему это произошло? Мне нужно было спросить лейтенанта, какое сегодня число.

— Я знаю, — ответил Норби. — Пока ты блуждал в своих мыслях, я выглядывал наружу и наблюдал. Люди склонны к неразумным поступкам и сантиментам, но мы, роботы, всегда находимся в превосходном рабочем состоянии…

— Норби! Я готов признать, что ты единственный и неповторимый, но раз уж все так замечательно, то как ты умудрился забросить нас сюда, в неправильный XIX век? Ну, какое сегодня число?

— Если ты хоть немного помолчишь, Джефф, то я отвечу тебе. Я видел число в газете: сегодня 14 июля 1805 года. В принципе, это День Бастилии, национальный праздник Франции, но здесь его никто не отмечает. Возможно, они празднуют тот день, когда король Людовик принял конституцию. По-моему, все не так уж плохо. Кому нужна кровавая и жестокая революция?

— По-видимому, она нужна нам с тобой, — твердо сказал Джефф. — Это временное ответвление не наше, и в конце концов мы полностью исчезаем из него. Вспомни, на той чужой планете, куда мы попали, не было ни одного человека или любого другого биологического существа — только роботы.