Норд, норд и немного вест

Как там папа Миша? Всё ворчит на то, что я отказался остаться на кафедре и уехал на флот? А сам-то помнит, как долго его с флота тянули на штабную работу? То-то же! А я – помню! Ему от меня тоже большой привет и, скажу сейчас, а то потом забуду или не придётся к слову, что, если бы не он и не папа Слава, то чёрт его знает, кем бы я стал в итоге и как бы с этим жил, а теперь я дышу полной грудью и прямо доволен! Сам удивляюсь иногда, но доволен и спасибо им обоим, что помогли мне выбрать этот именно путь, и я их не подведу! Откуда знаю? Да ниоткуда, но прямо уверен в этом!

Как бабушка? Поправилась ли она после операции? Передай ей от меня, что пусть не вздумает больше болеть, а то приеду и всыплю ей по первое число! Вот увидит!

А Петровича навещаете? Передайте ему ещё раз, пусть не выдумывает с этой своей коммуналкой и не сторожит её для меня – пусть продаёт и перебирается к вам: вместе-то веселее, правда? А то и вам мотаться и переживать за него и ему одному тяжело, – сколько там ему, за восемьдесят же уже? Вот же, ты посмотри, старик, а такой упрямый, как ребёнок!

Очень по вам скучаю, всех крепко обнимаю и целую (Славке – ещё щелбан), жду от вас писем и прошу не обижаться, что редко пишу: я, понимаете ли, родину тут защищаю, хоть пока и на берегу!

С любовью, ваш сын Егор».

Десять плюс один

Личное мещанское счастье

«Любите ли вы спать так, как люблю это я?» – хотел было я начать рассказ с такой фразы, но это было бы некоторым непозволительным допущением против правды. Как ни странно, с годами организм, ну очевидно же, что более изношенный и уставший, отторгает эту привычку как вредную и контрпродуктивную. Как это нечем заняться? Лежи и смотри в потолок, крути в голове события и поступки – рефлексируй, в конце концов! А кто, если не ты? Дядя Вася из стройтреста номер двадцать один? Поэтому начну рассказ без обычного вступления.

Наш комсомолец Олег любил спать так самозабвенно и трогательно, как не все гуманоиды способны любить вообще. Любую свободную минуту, любую позу и любое занятие он считал необходимым посвятить одному – крепкому богатырскому сну или хотя бы маленькому тревожному пересыпу. При нём даже опасались заводить разговоры о сне: начнут, бывало, пультовые зубры рассказывать, как на них мохнатые наваливаются от усталости, не успевают они до коечки доползти, а этот, гляньте на него, – уже и глазки закатил. И надо ли говорить, что просыпаться он мог, только когда его кто-то тормошил, причём желательно похлопывая при этом по щекам.

«Комсомолец», если я вдруг не писал или кто-то не читал этого раньше – стандартное сермяжное (в смысле народное) название должности заместителя командира БЧ-5 по воспитательной работе. На «Акуле» же мало того что докторов двое (трое, вместе с фельдшером), но и замполита одного, корабельного, посчитали недостаточным для воспитания такого стада в рамках лояльности к коммунистической морали и ввели в электромеханической боевой части (то ли как в самой аморальной, то ли как в самой многочисленной) должность своего собственного замполита. А так как замполитом он был как бы не настоящим (коммунистическим), как «большой» зам, то и называли его званием на ступень ниже коммуниста – комсомольцем.

– Вот не понимаю, как так! Может, у меня болезнь какая-то? Ну там не сплю я, а сознание теряю или умираю временно?

– Олег, – обрывал его командир, – объяснительную на стол, почему опять опоздал на проверку, не надо мне умывать грудь слезьми своими!

– Тащ командир, да я напишу, я не о том же! Я же не спорю, я просто сам в недоумении! Я растерян!