Норик

— Слушай, смотри и запоминай. Сейчас покажу, как готовить любовный напиток. У нас его еще полбутылки с прошлого года, но для турнира надо готовить свежий, поэтому до следующего года его больше я варить не буду. Запоминай как следует.

При словах «любовный напиток» у Норика сильнее забилось сердце, покраснели уши и щеки. Почему-то он вдруг испытал чувство стыда. А впрочем, может не стыда, а неловкости. Эти чувства у Норика не отличались одно от другого.

От внимания колдуна перемена состояния Норика, выраженная изменением цвета наиболее больших частей лица, не ускользнула. Подавив естественное желание удушить паразитное явление просто прикрикнув, Дох поинтересовался, вроде как в непонимании:

— Ты чего расцвел?

— Ну, — замялся мальчик, — любовный напиток…

— Дурачок. Тебе же его не дегустировать дают. Раньше, когда младенцев умирало много, колдуны его варили для всех, что бы в каждой семье рождалось помногу детей. А что бы дети рождались летом, напиток надо было давать осенью. А что бы давать осенью, сварить его надо в конце лета. Это считай то же, что и «теленочкино пойло». Твой отец его коровам дает?

— Так это значит «теленочкино пойло», а не любовный напиток?

— Пойло ваша знахарка «ворит». Не для коров делаем! — Афористично буркнул колдун.

Изменение точки зрения на цели применения зелья успокоило голову и пульс воспитанного в патриархальных традициях деревни Норика. Цвет щек и ушей сместился к естественным пастельным тонам.

— Ну, — сказал Дох, — давай готовить. Что нам для этого надо? Сейчас узнаем. Смотри в книгу.

Норик уставился на рисунок инжира и текст. Текст рассказывал о том, как откармливать поросят. О фигах в нем не было ни слова. Как и о любовном напитке.

Если бы три дня назад бегающему по улицам Черноземки младшему сыну Бобана сказали: «инжир», он ничего бы не понял. И читать три дня назад Норик тоже не умел. А теперь он узнает плод инжира лишь по рисунку, и запросто поглатывает информацию о поросятах. Смешно, но Норик воспринимал эти свои способности как должное. Будто они присущи ему с рождения. Будто он всю жизнь жил именно в этом доме, знал, где что находится и что следует ежедневно делать. А на самом деле позавчера, попав в замок, Норик принял одну из башен замка за отдельно стоящее здание. Дом колдуна. А он в башне живет совсем и не один. У него есть соседи снизу. Вот как оказывается.

Тем временем, выполняя указания учителя, Норик старательно таращился на страницу волшебного носителя знаний. Очень странно, но инжира на бумаге уже не видно. То есть ну вот только что был, а теперь делся куда-то… Мальчик подозрительно скосил глаза на Доха, но тот не показывал никоим образом, что имеет отношение к произошедшей перемене. Дох терпеливо ждал, и более ничего. Торопясь и беспокоясь, как бы текст, интересующий свиноразводителей, не забил тот, который в настоящее время высветился, Норик побежал глазами по бумаге… Высветился? О да. Буквы именно светились. Чуть похоже на светлячков. Можно читать в темноте.

В мире Норика, как и везде, письменность началась не «чертами и резами» (это второй этап), а приклеиванием жучков, мошек и других «букашек» или разноцветных камушков, по старинному — лит, на выделанную шкуру дикой коровы — тура. В данном случае текст, напоминающий гирлянду светлячков, свидетельствовал о древности Книги.

То, что мальчик совсем ничего не понял в прочитанном, сказать нельзя. Но вроде бы знакомые слова никак не выстраивались в логически связанную цепочку. Норик перевернул страницу. Ему в лицо уставилась уже давно известная фига и поросята по тексту. Листнул назад — инжира нет. Есть детская сказка о драконе. Короткая, запутанная, не интересная и не вразумительная.

— Закрой книгу, и расскажи наизусть, — приказал Дох.

Норик послушно начал:

— Дракон серебряный пригласил на праздничный ужин двух принцесс из северной страны одетых в железные латы, одну принцессу из южной страны c зеленым султаном, одну принцессу с дуэньей и принца без оруженосца из западной страны в белом камзоле и красной шляпе…

Дох выглядел довольным. Слишком довольным.

«Вот, тоже мне, старый „skuns“, — неожиданно для самого себя подумал Норик, продолжая перечислять приглашенных, да так, что от зубов отскакивало, — небось, сам и написал эту „bredyatinu“, а меня заставляет рассказывать. „Ved'mag“ недоразвитый.»