— Эту ложь уже издалека чувствуем и не лезем больше в те грязевые ванны. — Давайте ещё по одной ухватил бутылку Лукьян. — Тяжёлое было время. Я невинно осуждённых много повидал. Сначала не разбирался и верил любому бреду. А потом расплющил зенки-то. Большинство, считая себя обречёнными вынуждены были подписывать протоколы допросов, а фактически нести на себя напраслину. Да и ладно бы на себя, а то клеветать на других невинных. Естественно, шли на это после физических и нравственных мук. Сил не хватало переносить. Потом, правда, пытались отречься от своих показаний, но, как правило, безрезультатно. Понятно, какой суд их ждал, но многие не дождались и такого. Их судьбы вершили заочно «тройки». Но были и стойкие, кто отказывался подписывать, терпеливо снося пытки и решив, лучше умереть от побоев, чем клепать на себя. Хотя встречались и такие, кто торопился раз залетел сам, посадить как можно больше и строчил, строчил… Вы то мелкота, так побочный эффект, просто под жернова угодили. Убирали целенаправленно, обезглавливая армию, промышленность, забивая науку. Это я уж позже разобрался. Когда годы мозги вставили и архивы открыли. А тогда, на «Затоне», я считал, что честно исполняю свой долг. Гну к земле злодеев и врагов. Нет, не подумайте, не оправдываюсь. Просто констатирую факты.
— Разливай.
Лиза почти не слушала их, погрузившись в переживания и прошлое, которое вдруг захлестнули её с головой. Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить, как они, с подружкой возвращаясь с танцев увидев на углу зловещие тени, спрятались под штабелем досок. Надеясь, что те пройдут мимо, и они благополучно пойдут домой. Но голоса не затихли, а наоборот приблизились вплотную к ним. Девчонки напугались не на шутку. И только когда «злодеи» сели на доски и оторопело, озираясь, заговорили, Лиза поняла свою ошибку, это был Тимка, Илья и Борис. Они возмущались тому обстоятельству, куда могли подеваться девчонки? Маячили же перед глазами и вдруг исчезли, как по волшебству. Лиза захихикала, зажимая рот рукой, но из укрытия не вышла. Стыдно было признаться, что испугалась. И вот сейчас они опять, как и в молодости вместе сидят перед ней. Опять трое.
— Хватит сердце рвать и нервы оголять, допивайте до конца давайте и пора расходиться, — поднялась, стряхнув воспоминания, она. — Поздно. Вечер в окно бьёт.
— Ты права Лиза, — согласился с женой Тимофей.
— Илья Семёнович вызови машину, пусть развезут страдальцев, — прошептал на ухо Дубову зять.
— Цепями к сердцу приковала, — всхлипнул пьяный Борис, не спуская глаз с неё.
— Угореть можно, — отмахнулась презрительно она.
— Правда Лиза, Лизавета, так и есть, — ныл Борис.
— Молчи уж, пока Тимофей тебе бока не намял спьяну, — шикнула та.
Проводив непрошенных гостей до прибывшей к подъезду машины и рассказав адреса пассажиров водителю и охране, Седлер, вернувшись, наехал, не вытерпев на родителей:
— Я с вас балдею! Как так можно? Не понимаю…
— Что тебе не понятно сынок?
— Не врубаюсь. Ко всему я был готов, но чтоб такое… Морду бы вы побили друг другу и то понятно, а так ни в какие ворота.
— Илюша, сядь сынок, — подвинул ему стул рядом с собой Тимофей. — Ты ехал сюда сегодня видел, что творится. Да, и в вашей академии штормует, думаю, не меньше. Рядом с эпицентром находитесь, а через тридцать лет это время так же поднимут на дыбы, и будут судить. И уже твой сын спросит, куда ты профукал мощную державу? Заметь, ни за Брежнева, Сталина, Ленина или царя спрос пойдёт, а за державу… Потому как каждый из них не жалея народ радел о державе. А мы и вы профукали её.
— И как водится, искать виновных тоже будут, — обнял его с другой стороны Дубов.
— Всё просто у вас с Ильёй Семёновичем, отец, получается.
— Сложно только у лживых.
— Крутит, значит, ищи подоплёку.
— Мы сами ещё месяц назад не предполагали, что сядем за один стол с врагами. Но реальность сегодняшняя перевернула всё. Враг не личный взял верх, а развал государства.
— Понимаешь, нас шатало от голода, нашей беды и обиды. Но под ногами всегда была твёрдая почва, даже там на болотах. У нас была Родина.
— Так и было, а сейчас она ушла из-под ног. Эти суки выбили её. Нет страны. Одни шматки остались. И вот перед этим несчастьем и этой опасностью, наше собственное горе меркнет.
— Дружно вы за меня взялись, с двух сторон нажимаете, — усмехнулся Илья.
— А как ты думал. Сначала подсаживаем на пьедестал, потом с энтузиазмом, дружно, виновных ищем и пинком под зад сбрасываем кумира. — Налил ему чаю отец. — Пей, чай не водка ум не отбирает.
— Сколько вы будете чаёвничать? Терпения уже нет, на вас смотреть. Ведро точняк выхлебали? — разворчалась Елизавета Александровна.
— Это уж такое дело, при разговоре либо чай пей, либо водку, — хохотал Тимофей. — Жалко чаю, перейдём на другое. Займитесь внуком лучше, мадам.
— У внука есть мать, закругляйтесь и по койкам.
Мозговой, не принимая шутки, строго глянул на жену.
— Лиза, иди, нам надо поговорить с Илюшкой.
— Хорошо, только, чур, не будить.
— Эй. Так не пойдёт.
Дождавшись ухода Елизаветы Александровной, мужчины возобновили разговор.