Последовало короткое замешательство. Все норки повернулись к Меге, и он довольно убедительно зажмурился и кивнул головой. Хитро улыбнувшись Вождю, Психо повернулся и помчался вперед через вересковую пустошь, однако почти одновременно с этим золотой солнечный столб начал бледнеть и вскоре исчез совершенно — так же быстро, как и появился. Горизонт снова стал угрюмым, серым и непривлекательным. Мега с трудом продирался сквозь спутанные стебли травы и вереск, обдававшие его тучами брызг, отчего его шубка намокла и потяжелела, и мрачно думал о том, насколько близок был кризис. М-Первый и М-Второй могли сколько угодно аплодировать выдуманной Психо хреновине насчет «знамения Меги», но лично он не верил, что это радикальное средство. Просто еще одна отсрочка. Никакие выдумки этого хренового Психо не спасут ни его, ни остальных вожаков, если они опять что-то напутали.
Глава 34. ПОГОНЯ ЗА ДРУГИМИ
Сидя на суку Могучего дуба, Филин подавил зевок. «Последний раз»,— думал он. Внизу собралась уже целая толпа Сопричастных Попечителей. Она тихонько
бурлила, но Филин с удовольствием отметил, что чувствует себя совершенно спокойно. Он наконец-то понял — или, как выразились бы сами Сопричастные Попечители, «решительно осознал», — почему все эти разговоры так ни к чему и не приводили. Дело было в одном важном качестве, которое, как он установил, наличествовало у него, но которого отчаянно не хватало кроликам и прочим. Это был здравый смысл — обыкновенный здравый смысл, который Филин с некоторых пор ставил гораздо выше «оторвитета», «основательности», «взвешенности суждений» и прочего гуана, с которым так носились проклятые кролики.
Еще раз поздравив себя с прозрением, Филин с трудом справился с соблазном слететь вниз и дать Лопуху хорошенького пинка в зад. В данный конкретный момент этот обширный зад странным образом подергивался, в то время как его обладатель с самым серьезным видом кивал очередному оратору — крохотному зяблику с удивительно пронзительным для его размеров голосом. Слова типа «взаимообразный», «консенсус», «справедливый» почти не оказывали никакого воздействия на Филина, который лениво размышлял о том, насколько мозги зяблика пропорциональны его тщедушному тельцу. Между тем голова его сама собой клонилась на грудь, а глаза закрывались, закрывались…
— …И разумеется, мы не могли не принять во внимание естественные чувства и устремления всех живых существ, адекватно отразив, таким образом, все возможные и допустимые точки зрения, — заходился трелью зяблик. — В этой связи я и обращаюсь к вам с просьбой: Товарищи! Не решайте второпях! Если какой-то пункт вызовет ваши сомнения, лучше передать его для дальнейшего рассмотрения в согласительно-консультативную комиссию. Позвольте мне, в соответствии со сложившейся практикой, предложить немедленно создать такую комиссию, которая, будучи наделена соответствующими полномочиями, смогла бы решать спорные вопросы ко взаимному удовлетворению сторон.
Услышав сквозь дрему это предложение, Филин мгновенно очнулся. Одолевавший зяблика словесный понос
(именно этим словом лучше всего выражалась суть и его речи, и его предложения тоже) был встречен дружными аплодисментами собравшихся, а со стороны Лопуха — еще более оживленными движениями хвоста. В качестве следующего оратора Большая Задница вызвал завирушку, и Филин перехватил его презрительную улыбку, несомненно адресованную серенькой пичуге, которая вспорхнула на Пень, трепеща хрупкими 'Крыльями.
— Уважаемые Сопричастные Попечители! Меньше всего мне хотелось бы подвергнуть сомнению своевременность сегодняшнего собрания, — пропищала завирушка вне всякой связи с предыдущим оратором. — Вместе с тем, выступая от имени сообщества завирушек, я чувствую себя обязанной обратить ваше внимание на содержание подпункта «б» параграфа восемнадцатого Лесного Уложения, которое, по нашему глубокому убеждению, противоречит подпункту «е» предпоследнего параграфа Билля о Правах. Говоря простым языком, противоречие между ними заключается в том…
Филин снова закрыл глаза. Собрание по вопросу о принятии Лесного Уложения о Порядке и Билля о Правах Существ началось вскоре после полудня, а сейчас день уже склонялся к вечеру, однако страсти продолжали кипеть. После морозной ясной ночи — ночи полнолуния — небо снова закрылось облаками. Воздух стал сырым и влажным, а облака разразились мелким холодным дождем, который сеялся и сеялся, смазывая яркие краски и стекая крупными каплями с обнаженных ветвей Могучего дуба. Под их монотонный стук, служивший фоном жалобному чириканью завирушки, Филин стал размышлять, как удачно все складывается лично для него. «Еще немного потерпеть,— думал он,— и я ^больше никогда не услышу ни про Уложение о Правах, ни про Лесной Билль…»