Она бросает на него взгляд. Ему кажется, что страх выжег его изнутри и превратил в совсем другого человека, он как бы прошел сквозь страх, и смотреть на нее – это все равно что пересекать разделяющую их водную преграду. Он берет пачку сигарет, заглядывает внутрь. Зубы начинают выбивать дробь, он кладет сигарету на нижнюю губу, прикуривает. Никто, кроме Марианны, никогда не вызывает в нем таких чувств, странных несвязных чувств, будто бы он тонет и время по большому счету перестало существовать.
Только не подумай, что Джейми какая-то сволочь, говорит она.
Судя по твоим словам, сволочь.
А на деле нет.
Коннелл затягивается, на секунду прикрывает глаза. Солнце печет, он ощущает близость Марианниного тела, и дым во рту, и горькое кофейное послевкусие.
Наверное, я сама хочу, чтобы меня мучили, говорит Марианна. Не знаю. Иногда мне кажется, я плохой человек и заслуживаю плохого обращения.
Он выдыхает. Весной он иногда просыпался по ночам рядом с Марианной, и если оказывалось, что она тоже не спит, они теснее придвигались друг к другу, пока он не оказывался внутри ее. И ничего не нужно было при этом говорить, только спросить ее, можно ли, и она всегда соглашалась. И не было в его жизни ничего, что могло бы с этим сравниться. Ему часто хотелось уснуть внутри ее тела. Больше ни с кем этого не получилось бы, да он бы и не захотел. Потом они просто погружались обратно в сон, обнявшись, без единого слова.
Мне ты ничего этого никогда не говорила, произносит он. Когда мы были…
С тобой было не так. Мы ведь – сам знаешь. Все было по-другому.
Она обеими руками сгибает деревянную лопаточку, потом выпускает один конец, лопаточка распрямляется.
Я это должен воспринимать как оскорбление? – говорит он.
Нет. Хочешь услышать самое простое объяснение – пожалуйста.
То есть это ложь?
Нет, говорит она.
Потом умолкает. Аккуратно кладет лопаточку. Теперь руки у нее не заняты, она поднимает их и поправляет волосы.
С тобой мне не нужно было играть ни в какие игры, говорит она. Все было по-настоящему. С Джейми я будто бы играю роль, притворяюсь, что испытываю то-то и то-то, что будто бы я в его власти. А с тобой все было по-настоящему, я действительно испытывала эти чувства и сделала бы все, о чем бы ты ни попросил. Ну вот смотри, ты считаешь, что я сейчас плохо поступаю по отношению к своему парню. Как бы предаю его. Так за это любой побить может.
Она прикрывает ладонью глаза. Улыбается усталой, самоуничижительной улыбкой. Он вытирает ладони о брюки.
Я бы не стал, говорит он. Наверное, я в этом смысле старомоден.
Она отодвигает руку и смотрит на него с той же улыбкой – губы по-прежнему выглядят сухими.
Надеюсь, мы всегда будем принимать сторону друг друга, говорит она. Мне приятно об этом думать.
Я рад.
Она смотрит на него так, будто за все это время, проведенное за столом, увидела его впервые.
Ну ладно, говорит она. А ты-то как?
Он понимает, что вопрос искренний. Он не из тех, кто любит изливать душу или требовать того же от других. Поэтому ему и нужна Марианна. Этот факт поражает его своей новизной. Марианна – человек, которого он может о чем-то просить. Хотя между ними немало сложностей и обид, отношения продолжаются. Эта мысль кажется ему поразительной и едва ли не трогательной.
Со мной этим летом произошла одна странная вещь, говорит он. Можно я тебе про нее расскажу?
Через четыре месяца
(январь 2013 года)
Она у себя в квартире, с друзьями. Только что завершились экзамены на стипендию, в понедельник начинается новый семестр. Она вымоталась до предела и чувствует себя судном, заваленным на борт. Курит четвертую сигарету за вечер, в груди нарастает какое-то странное жжение, а кроме того, она не ужинала. На обед – мандарин и ломтик поджаренного хлеба без масла. Пегги сидит на диване, повествуя о скидках на железнодорожные билеты в Европе, и зачем-то очень подробно рассказывает о разнице между Восточным и Западным Берлином. Марианна выдыхает и рассеянно говорит: да, я там была.
Пегги поворачивается к ней, широко раскрыв глаза. Ты была в Берлине? – говорит она. А я думала, людей из Коннахта в такую даль не пускают.
Некоторые из друзей вежливо посмеиваются. Марианна стряхивает пепел сигареты в глиняную пепельницу, стоящую на ручке дивана. Очень смешно, говорит она.
Тебе, видимо, дали отпуск на ферме, говорит Пегги.
Совершенно верно, говорит Марианна.