«Нормандия». Гибель флагмана эпохи

«Среди американских строителей и проектантов крупных кораблей есть русский инженер,<…> имя которого не забыто его коллегами по профессии в Советском Союзе, когда-то сидевшими вмести с ним в одной студенческой аудитории. Это мистер Юркевич. Сейчас он возглавляет небольшую контору, расположенную в районе Уолл-Стрита (Нью-Йорк), и существует на случайные заказы по проектированию судов. Когда-то он был одним из строителей самого крупного в то время в мире французского океанского лайнера "Нормандия". Встречая нас в своей конторе, он много раз извинялся, что не может принять так, как того требует гостеприимство, что он стеснен не столько площадью, сколько средствами и отсутствием постоянной работы. Его кабинет в 15, может быть, 20 кв. м забит до отказа рулонами старых чертежей, папками с пояснительными записками и расчетами. На стенах развешаны фотографии, большая часть которых посвящена истории знаменитой "Нормандии"».

К сожалению, предложение Юркевича снова осталось невостребованным. Проекты этих судов фактически стали венцом одновременно сложного и прекрасного творческого пути этого человека. В появившееся теперь свободное время он увлекся своей парусной яхтой и часто уходил с сыном и друзьями далеко в океан. Все его женское «поколение», в том числе маленькие внучки, не были «морскими волками», страдали морской болезнью и посему отказывались от подобных экскурсий.

На берегу он любил помогать жене возиться с цветами и другими посадками в их большом саду. Особенно он любил большой загородный дом с примыкавшей к столовой оранжереей — зимним садом с массой прекрасных цветов и других растений, включая и обильно плодоносящее мандариновое дерево, выращенное Ольгой Всеволодовной, по ее собственным словам, из косточки.

До конца жизни Владимир Иванович оставался глубоко русским человеком, скромным, работоспособным, с широким диапазоном интересов, большим знатоком живописи, литературы и музыки. Он искренне продолжал любить русский народ, его традиции, культуру, историю, которые чтил и в иммиграции. Его духовная связь с Родиной не прерывалась. Он живо интересовался тем, что происходило в Советском Союзе, гордился советскими достижениями в космосе, искренне радовался гостям из «его России» и сам часто посещал посольство СССР.

Однако крах последней попытки осуществить свою идею, разработке которой было отдано столько лет и сил, тяжело подействовал на Юркевича. Он стал чаще болеть, быстро терял слух. В беседах со знакомыми вес чаще сожалел о том, что покинул Францию. «Мы, русские, представляли себе США как страну, где целятся мозги человека,— вспоминал один из знакомых Юркевича. — Увы, здесь ценятся мозги, только соединенные с умением протолкать себе дорогу локтями».Так как Владимир Иванович, будучи джентльменом, не умел «проталкиваться локтями», а умел только «работать мозгами», он не сделал в США той карьеры, которая соответствовала бы его инженерному гению и опыту. Не раз он жаловался, что ни одного патента ему не удалось продать в Америке, а только в европейских странах.

Самого Юркевича в иммигрантской жизни долго преследовала кличка «апатрида», не раз заставлявшая его заявлять: «Я горжусь тем, что я— русский!»И в его устах это не было пустыми словами. В 1935 г. французским репортерам, преисполненным восторга по поводу рекордов «Нормандии», он имел мужество заявить, что советское судостроение не уступает судостроению западноевропейских стран по техническому уровню разработки проектов…

В 1964 г. Владимир Иванович тяжело заболел. После безнадежной операции, продлившей ему жизнь всего на четыре месяца, он скончался 13 декабря 1964 г. на 80-м году жизни в своем доме в Йонкерсе, который к тому времени уже почти слился с Нью-Йорком. На кладбище женского монастыря «Ново-Девеево» в Спринг-Вэлли (штат Нью-Йорк) его хоронили жена Ольга Всеволодовна, сын Юрий, падчерица, внук Александр и три внучки.