- Учтите, де Жоффр, - сказал он мне, немного отдышавшись, - в России, как и повсюду, всегда надо знать, куда ставить ногу...
А затем, повернувшись к Бертрану, начал расспрашивать его:
- Ну, а вы? Кажется, и с вами произошло что-то забавное?
У Бертрана перехватило дыхание. Он покраснел. Бедный малый начал нервно жестикулировать, а затем, не выдержав, взорвался:
- Да, мой командир. Сделать такую пакость мне, настоящему бургиньонцу, старому вояке! Пошли мы с Мартэном в город, просто так, чтобы немного встряхнуться. Вы понимаете, о чем я говорю... Прогуливаемся... Болтаем... Под конец мы запутались в лабиринте маленьких улочек на одной из тульских окраин. Толчемся на снегу и не знаем толком, куда повернуть, что-бы возвратиться в лагерь. Вдруг как из-под земли появляется группа людей в шинелях. Черт их разберет, кто это был! Была такая темень, что вряд ли можно было узнать родную сестру... Они подходят к нам вплотную. Ослепляют нас электрическим фонариком... Я говорю Мартэну, что они, наверное, хотят проверить наши удостоверения личности,
Вынимаем документы. Суем им под нос. Но, черт бы их всех подрал, их самих и всех их предков! Чтоб их черти жарили на том свете на сковородке! Они незаметно стянули мой ТТ и начали хохотать. И удрали... Вы можете себе представить, мой командир, какую они сыграли шутку со мной!
В течение многих дней, каждый раз, когда Бертран собирался идти в город, находился какой-нибудь остряк, который небрежно говорил ему:
- Ты идешь в Тулу? Не забудь про свой ТТ. Может быть, ты встретишь того, кому его одолжил...
И каждый раз наш добряк Бертран краснел до ушей и, выкатив глаза на лоб, принимался ругаться на своем образном бургиньонском наречии.
Жизнь шла своим чередом. Дни стали прибавляться, но по-прежнему было холодно. Злой рок тяготел над нами: мы ломали у машины все, что только возможно, от винтов до шасси. 18 марта эти неудачи приняли печальный оборот. Около одиннадцати часов в небо, затянутое тяжелыми тучами, для тренировочного полета поднялись Жуар и Бурдье. Жуар - ведущий. Бурдье следует за ним. Жуар входит в одну из огромных низких туч и передает по радио:
- Подтянись, Бурдье... Иначе потеряешься.
Бурдье подтягивается. Крыло в крыло пара исчезает в серой вате облаков, и там на скорости более четырехсот километров в час машины сталкиваются. Словно два паяца с вывихнутыми суставами, они, кувыркаясь, падают вниз. Жуар делает последние усилия и выпрыгивает. Его парашют раскрывается. Но спастись ему не суждено. Падающий самолет крылом задевает за шелковый купол парашюта. Он вспыхивает, как факел. Жуар падает на землю вместе с горящими обломками своего "яка" в нескольких метрах от врезавшейся в землю машины товарища. Бурдье был убит еще при столкновении. Когда нашли тело Жуара, он лежал, как живой. Он улыбался, лицо его было спокойным и казалось почти счастливым. Какая ужасная судьба! Неудача всегда настигала его в самую последнюю минуту на всех поворотах жизни. Именно в этот день спустя час после вылета Жуара пришло известие о присвоении ему звания младшего лейтенанта. И я не могу заставить себя не думать о том, что если бы это повышение, ожидаемое всеми уже несколько недель, было получено хотя бы днем раньше, Жуара, возможно, освободили бы от полетов 18 марта. И, возможно, он был бы жив и сейчас. Его отец, потерявший ранее еще одного сына, умер от горя год спустя после возвращения во Францию нашего полка.
Тела двух друзей были погребены около аэродрома в небольшой роще. Выла снежная вьюга. Ветер пригибал к земле тонкие березы. Когда я смотрел, как опускали в мертвую, промерзшую землю жалкие гробы из простых досок, я только тогда по-настоящему понял истинное значение слов "расставание" и "родная земля".
А ведь день 18 марта мог бы стать для нас замечательным. Из Москвы в этот день приехала новая группа летчиков во главе с капитаном Дельфино. Он был намечен с согласия Пуйяда и советского командования на должность командира нового французского авиаполка "Париж", который хотели создать по образцу "Нормандии". Капитан Дельфино был испытанным летчиком-истребителем, пережившим 1940 год. Впоследствии он возглавит "Нормандию" во время операций в Восточной Пруссии и закончит войну, имея на своем боевом счету 16 сбитых вражеских самолетов. Личные качества этого летчика, и особенно его сильный и энергичный характер, были залогом успешной деятельности полка. Но по организационным причинам этот полк так и не был создан, а все вновь прибывшие летчики были включены в состав "Нормандии".
Среди них были мои старые товарищи по службе:
Женес, Пинон, Лемар, Эмоне, два брата Шалль, Перрэн, Мансо, Керне, Меню, Микель, Гастон, Табюре. Свою службу в полку "Нормандия" им пришлось начать с участия в похоронах.