Нормандия - Неман

Аэродром Бурже черен от встречающих. Я говорю себе:

- Старина, сейчас не время свернуть себе шею...

Я уверен, что в эту минуту мы все подумали об одном и том же. Но со мной в последний момент все-таки произошла небольшая неприятность с тормозами во время посадки.

Взбешенный и сыплющий проклятьями, я приземлился последним, но точно вовремя, чтобы успеть стать в строй и получить традиционный букет цветов.

Нас встречал Париж, ликующий народ, наша родина. Она оказала нам прием самый восхитительный, самый трогательный из всех приемов, которые могут выпасть на долю человека.

Несколько в стороне от группы встречающих стояла старая женщина, простая и печальная в своем черном наряде. Когда несколько затих гомон толпы, она подошла ко мне так робко, словно чего-то боялась.

- Лейтенант, я очень счастлива вас видеть. Не вы ли были другом моего сына? Он мне так часто писал о вас в своих письмах.

Я не знал, что ей ответить:

- Мадам, ваш сын был моим товарищем, моим братом, моим другом. Он все отдал для победы. Ни на одно мгновение он не забывал вас.

Спустя несколько дней после этого оглушающего шума победы я вновь сажусь в самолет. В этой праздничной симфонии не хватает одной ноты: моей семьи - жены и дочери. Круг замыкается. Вылетев из Касабланки, я возвращаюсь в Касабланку. На аэродроме мне навстречу опешит женщина, улыбающаяся и взволнованная. Рядом с ней маленькая девочка.

- Франсуа, наконец-то ты вернулся! Я так счастлива!.. А вот наша дочурка, ей было всего два года, когда ты уехал...

В тот июньский вечер 1945 года по песчаному берегу морского курорта Анфа, около Касабланки, храня молчание, шли два человека. Громадные волны, словно из темного бархата, с белыми кружевами пены на гребнях набегали на горячий песок пляжа. Небо, высокое и безоблачное, все усеяно звездами. Воздух теплый и мягкий. Это была мирная ночь, та ночь, о которой тысячи и тысячи раз мы мечтали в самый разгар суровой русской зимы.

Ни мужчина, ни женщина долго не осмеливались нарушить эту тишину, которая таит в себе что-то волшебное и чарующее. И только когда небо вдали над самым горизонтом начало бледнеть, когда зарождающийся день дал о себе знать таинственным шелестом трав, мужчина отважился сказать:

- Ты меня поймешь, мне трудно выразить то, о чем я сейчас думаю. Товарищи, эскадрилья, бои, Россия - все это было прекрасно. Но, если все эти усилия не были поняты или не будут поняты в будущем - значит, они напрасны.

Женщина ничего не ответила. Но она очень крепко и долго жала руку своего мужа, который не боялся людей, но который боялся за человечество.

* * *

Мирная жизнь оказалась почти такой же жестокой для бывших летчиков "Нормандии - Неман", как и война. После триумфального возвращения из России жизнь опять разбросала по свету людей, которых смерть или присутствие смерти сблизили в единую семью.

Я попытался рассказать вам о героической жизни французских добровольцев авиаполка "Нормандия - Неман" во время второй мировой войны. Позже, может быть, я попробую поделиться с вами о том, как мы сменили наши военные мундиры на гражданские костюмы, как мы вновь начали жить жизнью обычных людей. Я вам расскажу, как погибли те, к кому сама смерть, казалось, боялась приблизиться: Марши, Амарже, Эмоне, Мурье, Лемар, Углов, Жанель, Шаррас, Астье, Карбон, Пистрак, Мерцизен. Все они находились или на службе в военной авиации, или в Индокитае, или на службе в гражданской авиации. Они продолжали летать, оставаясь верными своей профессии, которую так любили; они остались ей верными до конца своих дней. Я вам также расскажу, как они старались, несмотря на дела и превратности жизни, не изменить своей обожаемой возлюбленной, имя которой - жажда подвига. Я тоже продолжал идти опасной и трудной дорогой приключений, подгоняемый вечным, неутомимым желанием жить напряженно, бороться и познавать.

Я работал сначала на внутренних воздушных линиях, затем в Индокитае, летчиком на каучуковых плантациях, и наконец в Венесуэле, летчиком в геологоразведочном отряде, занятом изысканиями золота и бриллиантов.

Я хотел бы закончить эту книгу, которая, я надеюсь, несмотря на свои несовершенства, является достоверным и искренним свидетельством великого подвига французов, одной историей, которая, как мне кажется, придаст нашему прошлому его истинный смысл и его истинное значение.

В Сан-Антоне, в Австрии, зимой 1949 года два французских офицера катались на лыжах. Они не блистали особыми способностями в этом виде спорта, поэтому один молодой австриец, загорелый, с живыми глазами, подойдя к ним, сказал:

- Я инструктор. Разрешите мне дать вам несколько советов.

Офицеры согласились. Завязался разговор. Говорили о лыжах. Говорили об Австрии. Говорили о настоящем. И кончили, как и следовало ожидать, воспоминаниями о прошлом. И только тогда молодой инструктор представился:

- Я капитан Пеп Габль, бывший летчик 3-й эскадрильи "Мельдерс" в Восточной Пруссии.

Я подавил готовое уже сорваться с моих уст ругательство.

- Черт подери, эскадрилья эта стояла против нас!

- Вы тоже летчики?