Нормандская лазурь

Впрочем, сложно было представить, что на заднем дворе любого из этих роскошных домов кто-то любовно пестует на грядках укроп и огурцы. Здешние дачки, как легкомысленно обозвал их Никита, несмотря на то что именно дачками по сути и являлись, не имели ничего общего с любимыми русскому сердцу халупами на участке в шесть соток. За ажурными заборами простирались тщательно подстриженные газоны, с балконов свешивались аккуратные цветочные гирлянды, кое-где во дворах имелись бассейны, сверкавшие ослепительной бирюзой, а на подъездных дорожках стояли машины, дорогие даже на вид. Ольга в марках автомобилей разбиралась слабо, но и дураку понятно, что вот это серебристое, с хищно вытянутым благородным капотом, стоит больше, чем три традиционных подмосковных участка, вместе взятые.

– Люблю красивую жизнь, – вздохнула Ольга. – Представляете, купить здесь домик? Ходить на ипподром, делать ставки на скачках, прогуливаться по набережной, загорать в полосатом шезлонге... А когда на Каннский кинофестиваль приезжает Вуди Аллен, строить ему глазки.

– У тебя есть дядюшка-миллионер, который смертельно болен и хочет оставить тебе свое состояние? – улыбнулся Никита.

– А вдруг?

– Без дяди-миллионера тут не справиться.

Они прошлись по набережной, где деревянные доски настила пружинили под ногами, и Ольга полюбовалась на море, сизо-синее, все в белых барашках, и на широкую полосу желтого песка, по которому прогуливались жирные чайки размером с пуделя. Никита все демонстративнее поглядывал на часы, и пришлось возвращаться к машине. Но шли медленно, еле перебирая ногами, и перед одной из вилл Ольга не выдержала и остановилась.

Вилла была – как мечта. Белые стены. Мраморные вазоны. Портик – наверное, это называется портиком, Ольга точно не помнила, – но изукрашен он был, как Москва под Новый год. Лужайки, которые будто годами причесывала армия садовников. От этого веяло – нет, не столько богатством, сколько умиротворением и благосостоянием. Благосостояние – это ведь пребывание во благе, верно? Чувствовалось, что людям, обитающим здесь, жить хорошо. Просто, красиво и понятно, не то что мадемуазель Шульц из далекой России.

– Ну что, – серьезно и громко сказала Ольга, заявляя о своем намерении миру, – покупаем?

– А не маловат? – откликнулся Женька в том же тоне.

– Да вроде нормальный. Все, кто нужен, влезут.

– Я бы лучше взял вроде того, что дальше по улице. – Женька махнул рукой. – Чтобы и пространства кругом побольше...

– Хватит уже, – недовольно произнес Никита. Он с каждой минутой становился все мрачнее и неприятнее. То ли ему не нравилось, что друзья громко разговаривают, то ли музей манил невыносимо.

– Ну и подумаешь, – фыркнула Ольга и решительным шагом двинулась прочь от приглянувшейся виллы, не дожидаясь, пока догонят мужчины. Те догонять не стали, пошли сзади, вполголоса разговаривая о своем.

Тут оно и случилось.

Ольга шла по краю тротуара, помахивая сумочкой, захваченной с собой в расчете на покупку сувениров. Сувениры в такую рань не сыскались, а потому сумочка пригодилась исключительно для беспечного размахивания. И когда неизвестный тип попытался на бегу эту сумочку у Ольги отобрать, спасла только мгновенная реакция: если воруют, держи крепко.

Ольга взвизгнула и вцепилась в крепкие ремни так, что они затрещали, однако выдержали. Тип, видимо, прекрасно оценивал диспозицию, а потому, заслышав позади тяжелый мужской топот, не повторил попытку отобрать чужое имущество и дал деру – только пятки засверкали. Ольга прижала к себе спасенную сумку, словно котенка.

Когда подбежали Женька и Никита, вора и след простыл.

– Ты как? – задал извечный мужской вопрос Ильясов. Мужики задают его даже тогда, когда ты лежишь на бронетранспортере кишками наружу и готовишься отдать жизнь за президента и родину. Ольга в кино видела.

– Нормально. – Она не слишком испугалась, просто противно стало. – Главное, сумка цела. Наличных там немного, а вот паспорт и карточки...

– Что полагается делать в таких случаях во французской глубинке? – спросил Никита у Женьки. – Идти в полицию?

– Имеет смысл, если Ольга запомнила напавшего. Ты запомнила, Оль?

– Да мелкий он, подросток, наверное, – вздохнула она, понимая, что толку от нее в полиции будет мало. – Я и разглядеть-то не успела, только кепку, очки темные, и куртка у него самая обычная, и джинсы...

– Отличные приметы, – саркастически заметил Никита, – преступника поймают в считаные минуты!

– Слушай, что ты такой противный? – обиделась Ольга. Сейчас Малиновский ее раздражал. – Меня практически жизни лишили у вас на глазах, а ты...

– Не лишили же, – резонно заметил Никита. – И не жизнь ему твоя нужна была, а имущество. Все на месте? Тогда поехали. Вряд ли полиция станет с этим возиться.

– А если бы я его запомнила? – запальчиво возразила Ольга. Ответил ей Женька:

– Тогда имело бы смысл. Ты бы описала преступника, и местные полицейские стали бы его искать. Но по кепке и джинсам не получится... извини.

– Да не больно-то и надо.

– Идем уже, – сказал Никита.

И они пошли.