Нормандский гость

– Господин архиепископ, вина ваша не доказана и вы должным образом выпадаете из числа подозреваемых и обвиняемых, ибо присутствующие здесь знатные люди королевства усматривают несправедливые гонения на вашу особу. В связи с этим я объявляю вас невиновным и предлагаю занять место во главе ассамблеи.

Это был триумф Адальберона. Так осуществилось выполнение одного из пунктов плана, разработанного Гербертом и согласованного с наставником и герцогом франков.

Дальше надлежало действовать архиепископу, ибо следующим пунктом значились выборы короля.

И Адальберон, степенно взойдя на кафедру, во всеуслышание объявил:

– Облеченный властью главы Церкви, пользующегося всеобщим почитанием и доверием, на правах возглавляющего нынешнее заседание, я заявляю, что в виду отсутствия многих членов форума не представляется возможным провести успешные выборы помазанника божия на престол. Предлагаю перенести избрание кандидата на пост главы государства на более поздний срок. Однако время не терпит, и ассамблея соберется вновь уже через несколько дней в Санлисе. К тому времени туда подъедут остальные участники. Однако прежде чем разойтись, сеньоры, предлагаю каждому принести клятву великому герцогу и регенту королевства в том, что он не предпримет и не замыслит ничего предосудительного по поводу выбора нового короля до следующего собрания ассамблеи.

И архиепископ поклялся в этом Гуго, за ним остальные.

Это был первый выпад Адальберона против Карла Лотарингского, прямой намек на то, кому именно достанется корона. Кто-то понял это, до иных не дошло. Но так и нужно было. Никто не должен был заранее знать, чем все кончится и за кого следует подать голос: за дядю покойного короля или за кого-то другого. Но голоса можно перетянуть в нужную сторону, для этого существуют подачки в виде земель, титулов и должностей. В остальном решающую роль должно сыграть красноречие архиепископа, его убедительные отводы нежелательного для империи кандидата.

Это был еще один пункт плана, тщательно разработанного Гербертом и Адальбероном. Они втянули в свою аферу и Гуго, хотя тот изо всех сил сопротивлялся. Он не хотел быть королем, оба святых отца чувствовали это, но продолжали все сильнее давить на него. Слишком уж благоволила империя к Гуго и боялась, выказывая свою ненависть в письмах к архиепископу, Карла Лотарингского. Она не желала отдавать ему земли, которые считала своими. Такой огромный кусок! И кому? Младшему брату Лотаря! Да и то потому только, что его далекий предок сделал Ахен своей столицей и стал императором Священной Римской империи! Но тому уж двести лет, империя давно распалась и хозяевами здесь теперь Людольфинги, а не Каролинги, это их земля! Но Карл упрям и прет уже в открытую, как бык на ворота. Будь он поскромнее, стал бы королем. Гуго – тот совсем другое дело. Этот ничего не хотел, никуда не стремился, на Лотарингию ему было наплевать и он жил в дружбе с императорским двором. Чем не король? Так решили императрица Феофано и ее свекровь Аделаида, «мать королевств». О чем и известили в письме Адальберона, приказав убрать неугодного кандидата. Не зная об этом, но, уже догадываясь, что партия герцога франков по каким-то причинам берет верх, Карл, едва прибыв из Брюсселя, где супруга его – вот ведь ирония судьбы! – и в самом деле два дня тому как страдала от изнурительной болезни, тотчас отправился в Реймс к Адальберону. Отсюда тянулись нити заговора против него, он был уверен.

Но какой прок волку-одиночке заявлять о себе как о достойнейшем, если стая уже выбрала вожака? Карл понял это, когда увидел холодные, немигающие глаза, в упор смотрящие на него. Все же он попытался найти в лице архиепископа надежного союзника, рассчитывая на помощь Церкви. Видя равнодушие, он стал даже молить, взывая к чувству сострадания гонимому и обездоленному, отринутому по непонятной причине собственным отцом, а потом и братом. В ответ Карл выслушал упреки в дружбе с сектантами и еретиками с их гностическими заблуждениями, заключающимися в критике Священного Писания, открытом покушении на Церковь и проповедовании тезисов о римской церковной политике, которая, по их мнению, всегда была агрессивного и насильственного характера, что противоречит идеям религиозно-воспитательным. Карл сказал, что не разделяет их убеждений, поскольку держится прямо противоположного мнения. Он еще раз попытался воздействовать на архиепископа через свое королевское происхождение, на что собеседник лишь покачал головой и сослался на знатных людей королевства, которые и вынесут решение. Карл догадался, что апеллировать следовало к герцогам и графам, но на это требовалось время, а его уже не было.