Нормандцы в Сицилии

О Франции, таким образом, можно было не беспокоиться; но что скажет империя? Именно здесь лежал ключ к окончательной победе Иннокентия; но Лотарь Саксонский, король Германии, не спешил принимать решение. Судя по его пристрастиям и предшествующему опыту, он должен был отнестись к Иннокентию достаточно благоприятно: Лотарь долго поддерживал церковную и папистскую фракцию среди германских князей и пользовался поддержкой Гонория и секретаря Аймери. С другой стороны, он до сих пор отчаянно боролся за власть с Конрадом Гогенштауфеном, которого избрали королем в противовес ему три года назад, и ему приходилось тщательно взвешивать свои действия. Кроме того, его имперская коронация в Риме еще не состоялась. Ссориться с папой, который реально держит в руках Вечный город, было для него рискованно.

Иннокентий, однако, не слишком беспокоился, поскольку его судьба находилась в твердых руках самого могущественного из всех адвокатов, властителя дум XII в. — святого Бернара Клервосского. В дальнейшем мы вглядимся пристальнее в святого Бернара, чье влияние на европейскую историю в последующую четверть века было столь огромным и, во многих отношениях, столь разрушительным. Пока достаточно сказать, что он использовал всю свою грозную энергию, весь свой моральный и политический авторитет, чтобы поддержать Иннокентия. С таким покровителем папа спокойно мог набраться терпения и предоставить событиям идти своим чередом.

Этого, однако, нельзя сказать об Анаклете. Он тоже сознавал необходимость международного признания, особенно в Северной Европе; но в то время, как Иннокентий мог искать поддержки лично, ему приходилось полагаться на переписку, и эта его деятельность не приносила успеха. Желая склонить на всю сторону короля Лотаря, Анаклет дошел даже до того, что отлучил его соперника Конрада от церкви, но на короля это не произвело впечатления, и он не счел нужным хотя бы ответить на последовавшие за отлучением письма. Во Франции его легаты также получили от ворот поворот; и теперь, по мере того как к нему доходили известия о новых и новых заявлениях в поддержку Иннокентия, он начинал все больше тревожиться. Сила оппозиции оказалась гораздо большей, чем он ожидал; что хуже — не только светские правители, но и деятели церкви встали на сторону его противника. За последние пятьдесят лет, главным образом благодаря клюнийским реформам и влиянию Гильдебранда, церковь сбросила оковы, наложенные на нее римской аристократией и германскими правителями, и неожиданно выросла в могущественную и сплоченную интернациональную силу. Одновременно как грибы возникали религиозные ордена, которые придавали ейдейственность и боевой дух. Клюни под руководством аббата Петра Достопочтенного, Премонтре под руководством Нормберта Магдебургского (это он заставил Лотаря оставить письмо Анаклета без ответа), Сито под руководством святого Бернара — все это были живые позитивные силы. Все три монастыря объединились в поддержку Иннокентия и увлекли за собой большую часть церкви.

И тогда Анаклет избрал единственный доступный ему путь: как многие другие отчаявшиеся папы в прошлом, он обратился к нормандцам. В сентябре 1130 г., примерно в то время, когда собор в Этампе принял решение в пользу Иннокентия, Анаклет отбыл из Рима через Беневенто в Авелино, где его ожидал Рожер. Переговоры завершились быстро. Возможно, их тщательно подготовили заранее; впрочем, обсуждавшиеся вопросы были достаточно просты и не требовали длительных дискуссий. Герцог Апулии предоставлял Анаклету поддержку; взамен он просил лишь одно — королевскую корону.

Это требование диктовалось соображениями более глубокими, чем личное тщеславие. Рожер ставил перед собой задачу сплотить все нормандские владения на юге в одну державу. Возникающее в результате государство могло быть только королевством; сохранять самоопределение трех отдельных герцогств значило сеять семена будущего раскола. Кроме того, не будучи королем, как он мог общаться на равных с правителями Европы и Востока? Соображения внутренней политики требовали того же. Рожеру следовало иметь титул, который поставил бы его выше его старших вассалов, князей Капуи и Бари, и привязал бы всех его ленников прочнее, чем обычные вассальные обязательства перед герцогом. Короче говоря, ему нужно было королевское достоинство не только само по себе, но также из-за мистического ореола, который его окружает. Но папа оставался и должен был оставаться его сюзереном; мало того, Рожер понимал, что, если он примет королевскую корону без благословения папы, его авторитет, далеко не окрепший, окажется под серьезной угрозой.