Нормандцы в Сицилии

Роберт Гвискар также хотел сдвинуться с мертвой точки. Его кордон, хотя и выглядел грозно, был практически бесполезен, а на суше городские стены оставались непреодолимым препятствием для его армии. Более того, его огромные осадные башни с удручающей регулярностью оказывались сожжены, всякий раз, как их выкатывали на позицию. Гвискар, судя по всему, преуспел в дипломатии, его главный агент Аргириццо, используя регулярные субсидии из нормандских денег, организовывал бесплатные раздачи пищи беднякам и тем самым (а также всевозможными другими способами) склонил большинство негреческого населения к пронормандским симпатиям; даже греки начинали чувствовать, что дальнейшее сопротивление бесполезно и пора приступить к переговорам. Но подобные суждения не находили отклика у правителей города; они продолжали упорствовать, а помощь из Византии, если бы удалось ее получить, воскресила бы боевой дух. Роберт также нуждался в притоке свежей крови, свежем взгляде и новых идеях для того, чтобы восстановить боеспособность своей армии. Он послал за Рожером.

Рожер прибыл с Сицилии, взяв максимально возможное количество людей и кораблей, в начале 1071 г. Он появился на редкость вовремя. Император Роман, хотя и был занят сельджуками, внял призыву Патерана, и по его приказу в Дураццо немедля стало собираться войско под командованием заклятого врага Гвискара Джоселина, нормандского правителя Мольфетты и главного зачинщика недавнего восстания. Он впоследствии нашел убежище в имперских владениях, где ему даровали титул герцога Коринфского. Патеран возвратился в Бари с этими вестями и велел горожанам внимательно наблюдать за морем и, как только они увидят приближающиеся византийские суда, зажечь сигнальные огни на стенах города, чтобы их спасители могли безопасно и быстро войти в гавань. Но надежда на освобождение от столь долгой осады ударила барийцам в голову. Как напоминает Малатерра, "ничто не приходит достаточно быстро для того, кто ждет", и в ту же ночь, хотя горизонт оставался темным, в воздухе звенели радостные голоса и шум празднеств, а крепостные стены казались охваченными огнем из-за горящих факелов. Осаждавшие сразу поняли, что происходит, и Рожер немедленно увеличил число дозорных, наблюдавших за морем. Так прошло некоторое время, и вот однажды ночью часовые доложили, что видели свет многих фонарей, "сияющих на верхушках матч, подобно звездам". Тотчас Рожер дал приказ своим воинам погрузиться на корабли, и они вышли в море навстречу врагу.

Малатерра уверяет — хотя это кажется неправдоподобным, — что греки приняли нормандские корабли за корабли своих соотечественников, которые вышли, чтобы их приветствовать, и были застигнуты врасплох. Так или иначе, шансы были неравные. Даже большое несчастье, постигшее нормандцев, когда сто пятьдесят воинов, все в тяжелых доспехах, столпились у одного борта корабля, перевернули судно и утонули, не помогло византийцам. Основной удар нормандцы направили на флагманский корабль — его легко было отличить по двум фонарям на мачте, — и вскоре несчастный Жоселин оказался пленником на судне Рожера, спешившего назад в нормандский лагерь, где его поджидал Роберт Гвискар. Роберт, пишет далее Малатерра, "очень волновался за Рожера… и, когда он услышал, что граф вернулся невредимым и с победой, он не мог в это поверить, пока не увидел его собственными глазами, но затем он разрыдался от радости, убедившись, что его брату не причинено никакого вреда. Рожер тогда нарядил Жоселина в роскошные греческие одежды и передал его в качестве пленника герцогу".

Нормандцы дорого заплатили за свою первую морскую победу, но она была решительной и полной. Из двадцати византийских кораблей, в ней участвовавших, девять было потоплено и ни один не смог проникнуть в залив Бари. Спустя несколько недель, в течение которых горожане постепенно приходили в отчаяние, военачальники, руководившие обороной, поняли, что они не могут держаться дальше. Арджириццо и его последователи захватили одну из главных башен и, не вняв мольбам тех горожан, которые боялись мести нормандцев больше, чем голода, сдали ее Роберту Гвискару; 16 апреля 1071 г. герцог вместе с Рожером проехал триумфально по улицам Бари. К большому удивлению барийцев, с ними обошлись милосердно. Мир был заключен на разумных условиях, и Роберт даже возвратил горожанам часть земель в окрестностях города, ранее захваченных нормандцами. Впрочем, он мог позволить себе проявлять великодушие. Со временем Юстиниана Бари был греческим — иногда столицей большой и процветающей провинции, иногда последним оплотом, чьи византийские знамена реяли в гордом одиночестве над беспокойной и враждебной страной. Но в этот день, в субботу накануне Вербного воскресенья, знамена взвились в последний раз.

Глава 13 ПАЛЕРМО