Northern downpour (СИ)

— Как же я ненавижу такую погоду, — жаловалась она, когда Вильям встретил её с огромным черным зонтом. Рубашка на нём всё же слегка вымокла от моросящего дождя, но улыбка была широкой и открытой, пока они шли до такси.

— Тебе раньше нравился дождь. Старый сезон «Форс-мажоров» и горячее какао.

— Хорошо, мне не нравится Лондон, — призналась тогда она, и он замолчал на какое-то время, видимо, вспоминая их расставание.

— Я мог бы взять отпуск и прилететь к тебе. Ты же в последнее время жила в Варшаве?

Нура качала головой, ударяя отросшими влажными волосами о щеки.

— Отец бы не отпустил тебя.

— Я бы его уговорил.

А потом были прогулки, сплетенные пальцы и попытки узнать друг друга заново (Нура была уверена, что она полюбит любую из его версий). Они блуждали по Лондону, терялись на его улицах и говорили, говорили, говорили…

У него была модная квартира с неплохим видом, плазмой и удобной большой кроватью в спальне, отгороженной полупрозрачными дверьми. Он и в семнадцать создавал впечатление богатого мальчика, у которого есть всё, а теперь с часами за пару тысяч евро и своей недвижимостью в столице Великобритании, стал самым настоящим мужчиной со связями и людьми в нужным местах. И всё же… он оставался тем самым Вильямом, который просил Нуру читать ему вслух норвежскую поэзию и сдувал чёлку на один бок. Его поцелуи так и оставались обжигающими, а ладони скользили по телу, словно проверяя, реальна ли она в его руках. Нура расстегивала пуговицы на его рубашке и думала, что не стоило тогда отвечать на его смс, одновременно приходя к решению, что мимолетный роман никому не повредил. В Варшаве у неё завязывались отношения с очередным коллегой (с карими глазами, выбритыми висками и манией пить зеленый чай). Она больше не верила в сказку, где Вильям был принцем, поэтому целовать его можно было без опаски.

Как она и предполагала, их роман продолжился. Каждый раз, когда он готов был выдохнуть заветные слова, Нура заставляла его замолчать, прижимаясь губами к его рту. Они по-прежнему жили в разных мирах: он в глянце с обложки, а она в постоянных разъездах и статьях для газет/интернет-порталов/журналов. Роман с коллегой не завязался и сошёл на нет через пару свиданий.

Всё изменилось, когда она увидела на тесте две полоске. Это было ушатом ледяной воды на голову, и ей пришлось взять билет на самолет в нелюбимый Лондон, чтобы там размахивать руками перед глупо улыбающимся Вильямом, а потом едва не бросить в него стаканом.

Сейчас ей кажутся далекими те дни, когда она спорила с ним, упиралась и отказывалась принимать кольцо. Нура опускает взгляд на свои руки, хмыкает при виде привычного золотого ободка. Вильям подходит к ней со спины, утыкается лицом в плечо, и она ощущает его улыбку.

— Доброе утро.

— Вильгельм.

Он смеётся, разворачивает её к себе и целует, как множество раз до этого. Это их утренний ритуал, когда он не в Лондоне с отцом, а дома в Осло. Ему пришлось отказаться от многого, чтобы вернуться в Норвегию, оттого что Нура напрочь отказалась поселиться в Британии (в кой-то веки решила побыть эгоисткой).

— Ты как раз вовремя, она должна скоро проснуться.

Они привязывают шарики к спинке стула и пару минут смотрят на спящего ребенка: её подрагивающие во сне реснички, темные волосы и маленькие пальцы, сжимающие одеяло. У них куча фото Кэриты, но каждый раз хочется сделать новое, потому что она меняется день ото дня. Вильям Пенетратор, которого считали плохим мальчиком и главным бабником школы, совершенно не может устоять перед малышкой, которая, только разомкнув карие глаза, начинает вить из него верёвки. Он сжимает талию жены, и выглядит донельзя счастливым, когда Кэрита сонно причмокивает, глядя на родителей несфокусированным взглядом.

— С Днём Рождения, солнышко.

И Нура тоже счастлива.

========== соулмейты au ==========

С этим миром что-то было не так — как иначе объяснить то, что невозможно увидеть цвета, пока не поцелуешь своего соулмейта? У Вильяма проблем с поцелуями не было, его вполне честно считали дамским угодником и неисправимым бабником. Он презрительно хмыкал, когда речь заходила о родственных душах и разбивал сердца маленьким наивным девочкам, которые пытались соблазнить его в надежде, что он окажется их соулмейтом.

Само собой, он не хотел признавать, что и сам в тайне надеется на это.

Он старался из всех сил представить, каковы цвета, каков мир по-настоящему. Плохиш Вильям Магнуссон отчаянно желал разделить свою жизнь с кем-то.

И всё же… Сколько бы он не играл свою роль, не целовал блондинок, брюнеток, рыжих, он продолжал видеть только серый.