Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов

Когда девочке по имени Кари исполнилось двенадцать лет, бабушка решила рассказать ей правду о родителях. Так она узнала, что на самом деле является дочерью одного из высших чинов СС в нацистской Германии по имени Генрих Мюллер, и в первый раз увидела фотографию отца. Лишь через год, после смерти мужа и незадолго до своей собственной старая женщина поведала о том пугающем дне на исходе зимы 1944 года, когда за симпатию и помощь русским военнопленным рыбака-коммуниста забрали немцы. Никто не надеялся, но через два месяца дед вернулся домой живой. Даже на обычно безжалостных гестаповцев произвели магическое впечатление его полная уверенность в своем праве помогать попавшим в беду людям, непоколебимая справедливость в понятиях, абсолютная выдержка в любых ситуациях, а также впечатляющая, по всем признакам исключительно арийская наружность. Рыбак вызвал к себе симпатию и уважение и у всякое видавшего, всесильного и всевластного шефа гестапо, и тот его запомнил.

Одна из дочерей старого рыбака официально была зарегистрирована матерью Греты-Кари. На самом деле она не желала иметь с приемной дочерью ничего общего и каждый раз при случайной встрече шипела: «Чтобы ты куда-нибудь провалилась отсюда, дьявольское отродье», а то и норовила ударить или ущипнуть. Маленькую девочку больно ранили такие слова и такое обращение, каждый раз она горько плакала, чем вызывала еще большее раздражение со стороны, как она считала, своей родной мамы. Много позже бабушка рассказала, что настоящей матерью Кари была восемнадцатилетняя немка по имени Анна, возлюбленная одного из самых влиятельных офицеров в нацистской Германии, но рожала она Грету в Норвегии. В возрасте шестнадцати лет моя новая знакомая осталась совершенно одна. Она выучилась на медицинскую сестру и дважды побывала замужем: один раз за шведом, другой – за норвежцем. Она имела трех детей: двух взрослых дочерей в Стокгольме и Гетеборге и сына-подростка в Осло. Признаюсь честно, теперь версия Греты обо всем происшедшим много лет назад в Германии стала казаться мне удивительно точной, логичной и правдивой.

– А что такое с вами случилось, Грета, что вы оказались в Аскер Баде? Если вопрос кажется вам некорректным, то извините меня и не отвечайте.

– После окончания войны норвежцы начали относиться к немецким детям хуже, чем к безродным собакам. О, да ты, оказывается, и не знаешь, что здесь родилось много немецких ребятишек! Почему? Норвежцы считались чистой арийской расой, и их женщины, если хотели получить хорошие деньги и постоянное продуктовое снабжение в нелегкие и голодные военные времена, могли родить ребенка от немца. Верь мне, очень многие красивые и белокурые норвежки были тому рады и совершенно добровольно соглашались. А после войны этих несчастных матерей насильно отделили от детей, обрили наголо и сослали в северные лагеря. Детишек же, плачущих и потерянных, отправили кого куда: младших – в детдома еще похуже любого военного концлагеря; тех же, кто достиг возраста девяти лет, разослали по норвежским крестьянским семьям в качестве рабов. Норвежцы издевались над обездоленными детьми так, как никаким нацистам не снилось: содержали в хлеву, не кормили совсем или давали только отбросы, били, насиловали, в лицо плевали… Горько об этом думать: люди могут поступать одинаково плохо вне зависимости от национальности. Эти бедные полунемецкие-полунорвежские дети оказались как бы вне закона, и многие из них умерли от голода, побоев и издевательств.

Мне, к сожалению, также довелось столкнуться с истинным норвежским отношением к таким, как я, когда бабушка с дедушкой умерли. Сейчас мы, организация бывших немецких детей, судимся с норвежским правительством и требуем денежную компенсацию и пенсии. Поэтому норвежцы никак меня любить-жаловать не могут, правду о себе слушать не желают и норовят заткнуть мне рот любыми средствами.

Однако сегодня я еле жива, Вероника, и больше не хочу ни о чем говорить. Теперь уже совсем поздно, и тебе, и мне пора спать.

Из цветника новой подруги я уходила далеко за полночь, полузасыпая прямо на ходу, но между тем не переставая размышлять о существовании необычных людей с преудивительнейшими судьбами. Неужели же все мне рассказанное – правда?

Глава 41

С тех самых пор все свои душевные метания, порывы и периодические провалы в черные дыры меланхолии я поверяла лишь дочери шефа германского гестапо, в чем, по моему мнению, усматривалась некая высшая, чуть ироничная логика. В самом деле, а кому еще мне следовало бы изливать душу в этом санатории для депрессивных членов норвежского общества.

– Но почему? Почему он стал так со мной обращаться? Ведь я так любила его много-много лет и так долго у нас все было отлично? – с четкой периодичностью изливала я Грете мощные потоки своих ноющих эмоций, приставая с одним и тем же душераздирающим вопросом по обыкновению большинства земных женщин.

– А, опять это… – невзначай взмахивала она пухлыми своими рученьками.