Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов

Я встала, и бабушка несколько остервенело принялась стряхивать песок с кружевного бежевого покрывала, на котором только что сидел незнакомец. Мимо прошествовал степенный, заслуженный председатель нашего садоводческого товарищества Валентин Григорьевич, дружески помахал нам с бабушкой рукой и даже послал шутливый воздушный поцелуй. Я со вздохом взглянула в сторону гипотетических кувшинок, покорно выслушивая очередную проповедь на тему о недопустимости уличных знакомств с чужими взрослыми людьми, которые, возможно, занимаются профессиональными похищениями детей, заманивая несчастных крошек обещаниями показать им новорожденных котят, кроликов или хомячков. Я думала о том, что едва ли этот удивительно красивый, стройный и загорелый мужчина собирался мне показывать хомячков или вообще о них говорить; тут речь явно шла о чем-то мне пока неизвестном, но волнующе таинственном и увлекательном.

* * *

Страстный хорват, естественно, не думал отставать, а поволочился из вагона за мной. На платформе он бухнулся на колени, заключил в объятия мои бедные ноги и умолял стать счастьем всей его жизни. Сцена любовных объяснений возобновилась с прежней силой к всеобщему развлечению зрителей-прохожих.

Теперь я (или, вернее, мама с бабушкой) жила недалеко от Белорусского вокзала, но не хотела выходить из спасительной сени московского метро, пока этот тип не согласится отцепиться и проследовать далее своим маршрутом. Наш дом стоял в самой глубине тихого старого московского двора, и путь к нему пролегал через заросший сад и проходной двор. Если хорват за мной увяжется, то в заросшем саду он может окончательно осатанеть от страсти, а именно этого мне хотелось меньше всего. Тут хоть люди вокруг, останавливаются в отдалении и смотрят… Нет, надо найти какой-то способ остудить такой пыл и темперамент!

Я принялась с мольбой гипнотизировать молоденького голубоглазого милиционера, в философских раздумьях наблюдавшего любовные излияния на вверенной ему территории. Он почти сразу откликнулся на немой зов, подошел грозной, уверенно-угрожающей походочкой и строго потребовал документы у возбужденного иноземца. Пылкий хорват здорово смахивал лицом на пресловутое «лицо кавказской национальности». К сожалению, синий паспорт оказался в полном порядке, иностранец вежливо разъяснил, что работает в Москве по контракту строителем и умирает от приступа внезапной, как разряд молнии, любви. Озадаченный милиционер задумчиво откозырял и удалился на короткую дистанцию, с которой время от времени, как бы ненадолго отвлекаясь от бдительной созерцательности, продолжал посылать мне мощные импульсы поддержки. Поскольку хорват все же перестал заключать меня в жаркие объятия и падать на колени, то в принципе теперь я была свободна и могла идти, но в действительности я не могла. Я принялась тихо урезонивать горячего поклонника и уговаривать его ехать дальше одному, объясняя, что я не слишком молодая и замужняя матрона.

– Да таких женщин просто не бывает! Слушай, бросай своего мужа, и дело с концом. Он все равно не сможет любить тебя, как я, – отвечал твердолобый упрямец, с первобытным восторгом зарясь на мои белокурые локоны, небрежно рассыпанные по плечам.

Лучше бы я их заколола в пучок, как советовала бабушка: и скромно, и не жарко. Пришлось достать из записной книжки фотографию сына, где, к счастью, он выглядел намного старше. Никакого эффекта.

– Богиня, Венера, Лионесса, ты лучше покажи фотографию мужа. Вот видишь, у тебя с собой ее нет, значит, ты его не любишь. Ты полюбишь меня сразу, как только узнаешь! Нет, тебе нужно узнать меня получше.

В качестве последнего аргумента жестом фокусника я извлекла из сумки чайник и разделочную доску, попутно объясняя, что муж, сын, мать, бабушка и прочая многочисленная родня ждут меня дома со все возрастающим нетерпением. Даже это не произвело на собеседника ни малейшего впечатления, видимо, у него самого беспокойной родни было намного больше. Я не на шутку разозлилась и спокойно сказала, что вот прямо сейчас меня начинает мутить, крутить и подташнивать ввиду токсикозной беременности, потому что муж, сын и все прочие мечтают о девочке. Итак, прямо сейчас, на его глазах я начинаю падать в коматозный обморок!

– Ах-вах, какая жалость. До чего же не везет мне в жизни. Эх-ва, такая красавица!

Наконец-то дошло до навязчивого кавалера, и он снова запричитал, как на похоронах:

– Эх-ва, эх-ва. Бедный Горан, одинокий Горан, невезучий Горан…

Сочувствие к его горю заняло еще минут пятнадцать-двадцать, но в итоге за ним наконец-то сомкнулись стальные створки вагонных дверей. Поезд плавно тронулся прочь, страстный хорват пылко целовал на прощание вагонные окна и махал мне рукой. С превеликим облегчением я перевела дух.

Мои хорошенькие часики-браслет упрямо показывали половину одиннадцатого, и при мысли о бабушке мне действительно стало дурно. Боже мой, как я ругала себя, что не люблю носить в сумке вечно не вовремя трезвонящий мобильный телефон.