Великая святая говорила, что женщина в семье должна быть ко всем снисходительна, ласкова, весела, терпелива, скромна и старательна. А теперь спроси себя, а были ли в тебе все эти качества? Уверяю, Вероника, твой мальчик – просто сущий ангел по сравнению с тем, кого Бог послал в мужья блаженной Монике. Ведь святая с самого рожденья была любимицей Бога, особо им отмеченной еще со младенчества. Только смотри, тут важно не спутать пугливое примиренчество при молчаливом душевном осуждении и раздражении, боязливое попустительство унижению и лицемерное согласие с грубостью, при которых такой гневливый и невыдержанный супруг окончательно прекратит себя контролировать и нагло «сядет на голову» своей раболепствующей жене с проявлением могучей силы женского характера, с мягким, доброжелательным и спокойным наблюдением развития ситуации, искренним желанием супруги успокоить и умиротворить разбушевавшегося человека, порывом льющейся, светлой и истинной любви к нему. Даже видя всю глупость другого, надо научиться ему сочувствовать, а не осуждать!
Тут меня чуть ли не в воздух взвила неведомая сила, до того все во мне возмутилось последними словами немки:
– Да на такой подвиг практически мало кто способен! – Я заговорила с холодноватой дрожью в голосе: – Тебя, значит, отчитывают, по любому пустяку выговаривают, как последней девчонке, а ты в ответ лишь льешь доброжелательное и сочувственное спокойствие! Я правильно тебя поняла?! Но если это все так и ты, Грета, сама честно следовала этим правильным религиозным заповедям, то почему у тебя самой было два мужа? И где они сейчас?
– Я, Вероника, дважды вдова. Мой первый муж разбился в автокатастрофе, а второй умер год назад во время операции по удалению мозговой опухоли. Я сама работала в той больнице.
В больших и слегка навыкате голубых глазах Греты сверкнула непрошеная слеза, в то мгновение она удивительным образом напомнила мне портрет вдовы Ленина, много лет назад висевший в вестибюле моей школы. Хотя я невольно смутилась ее словам, но и в смущении своем продолжала недоумевать, как же такое возможно: вот на тебя кричат, топают ногами, оскорбляют, критикуют, требуют всяких несуразных действий, а ты сидишь себе в полном на все наплевательстве, как великий Будда – оно называется «ласковая кротость»; да при всем том в абсолютном душевном спокойствии молишься об умилении сердца какого-нибудь кретиноподобного существа мужского пола. Конечно, оно, наверное, возможно, если сама для себя решишь, что тут перед тобой выступает полный и абсолютный кретин, то сможешь выслушать все его бредни довольно спокойно. Однако, с другой стороны, сама мысль, что надо продолжать находиться замужем за подобным субъектом, сразу отравит все душевное равновесие, достигнутое такими трудами и упорными ментальными тренировками. Ага, значит, согласно теории гестапо-Мюллера, в этот самый момент себя начинает проявлять твоя эго-гордыня, потому что сама тоже вполне можешь быть кретинкой, совершенно «в масть» своему кретину, за которого вовсе и не зря выходила замуж; но себя самое со стороны, жаль совсем не видно. Боже, как в жизни все сложно!
– Теки, Вероника, теки вместе с жизнью, как текут великие реки и каждый новый день надейся на что-нибудь очень хорошее. Знаешь ли ты разницу между надеждой и ожиданием? О, это две прямо противоположные вещи! Ожидание рождает неутоленное, требовательное желание, зато надежды дают милую сердцу спокойную радость! А все-таки я скажу тебе, как есть… Хорошо, что у тебя доброе, солнечно щедрое от природы сердце и благородный дух. Но в тебе Вероника, как и в большинстве твоих ровесников, это щедрое сердце наполовину заковано в стальной бронежилет, зато отлично натренирован интеллект. Ваш ум легко может «раскусить» самую заумную идею, но не способен понять даже самую элементарную нужду близкого человека, например, тех же мужа или жены, не говоря уже об остальных.
Вот оно самое и есть главная беда современного мира. Многие, очень многие проклинали и проклинают моего отца, а вот он-то как раз отлично знал науку, как в нужные моменты подчинять рассудок сердцу и поэтому всегда выигрывал в играх с жизнью. Многих ли ты видела, которые могли бы подобным похвалиться?
– Ты совсем меня запутала, Грета! Ты умеешь так легко переворачивать вещи с головы на ноги! Но разве же ты сама не способна видеть разницу между жертвами и палачами? Давай вернемся к моей семейной ситуации: ведь это же не я, это меня мучили и изводили. Как же ты не видишь, что палач и жертва не могут действовать заодно и быть одинаково виноватыми! Возможно, такова заповедь твоего любимого католичества, но, прости, мне на ум приходит веселая русская поговорка: «То ли он украл, то ли у него украли; но мы с вами разбираться не станем».