Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов

– А не пойти ли нам, девушки, сейчас на фотовыставку «Эротика XX столетия» в Манеже? – подхватил нас обеих под локти принявший барственный, вальяжно-игривый вид Коля. Ему в тон мы манерно рассмеялись, в свою очередь напустив на себя вид благородных, но согласных на небольшие шалости девиц.

На эротике мы все наконец-то расслабились и улыбались, улыбались, улыбались друг другу без конца. Фотовыставка мне понравилась, она оказалась весьма обширной и впечатляющей. Черно-белые плакаты начала века с безумно миленькими, игривыми и кокетливыми барышнями-куколками в кружевных панталончиках, в как бы совсем случайно падающих с их невинных округлых плеч бретельках и в неизменных вампирно-хищнически прильнувших к их пухлым щечкам и губкам сердечком спирально завитых локонах радовали почти детской непосредственностью. Пин-арт середины XX века, где хорошенькие, веселенькие и суперженственные девушки в кокетливо оборчатых, скромно приспущенных по нынешним временам мини-бикини, восхищал сердечностью, задором и солнечным оптимизмом. А усталые, до дистрофии истощенные и до изнеможения изломанные, видимо, почти непосильной для них жизнью и каторжным трудом знаменитые современные фотомодели, частенько очень некрасивые от природы, вызывали у зрителей благородные чувства сострадания и желания помочь ближним и дальним. Мне иногда нравилась подобная антиэстетика и упадничество в оценках женской красоты, а Николай назвал это торжественно обожествляемым уродством.

Как и положено джентльмену, нам с подругой он сделал по сногсшибательному комплименту. Товарищ заявил, что я напоминаю ему Мэрилин в последний, самый драматический период ее жизни, а Майя удивительнейшим образом схожа с Эвой Гарднер в самом начале ее звездной карьеры. Естественно, что фотопортреты обнаженных форм двух этих дам в вышеупомянутые периоды глянцево красовались прямо перед нашими восхищенными взорами. Может быть, и впрямь похожи, мужчине виднее.

Над древним Кремлем, над всей красной Москвой растекался золотисто-медовый, святой, отрадный сердцу звон колоколов. Я приостановилась и заслушалась.

– Это к счастью, ребята.

Терпеливые друзья тоже остановились где-то на полшага впереди меня, продолжая негромко беседовать. Невдалеке сияли гордым золотом купола белого, вновь отстроенного храма Христа Спасителя. Вспомнились наши с Майей школьные обязательные уроки плавания в фундаменте храма, в тридцатых годах взорванного и затем переделанного под бассейн «Москва» где-то в шестидесятые годы. Ирония судьбы рассмешила меня, и я даже зафыркала: а в самом деле – плавать в соборе, надо же такому было в жизни случиться.

Николай вывел из состояния блаженной задумчивости предложением ненадолго заскочить в «Охотный Ряд». Этот подземный торговый центр впечатлял купечески размашистым интерьером в стиле «а-ля рюс». За день до встречи с ребятами я успела здесь побродить и на все поглазеть. Николай и Майя полностью согласились насчет абсолютной безвкусицы в оформлении интерьеров суперунивермага и, похоже, остались премного довольными таким единодушием во мнениях. Я только порадовалась за друзей, нашедших общий язык. Может, что у них и сладится.

Мне же новый торговый центр нравился. Может, и аляповато-роскошный, может, и купечески утрированный, но стиль этот в принципе подходил к центру Москвы. Разве ГУМ не таков? Просто к ГУМу все давно привыкли и воспринимают как неотъемлемую часть Красной площади. И потом: хлебосольная, щедрая, да, возможно, что и несколько показушная, но открытая, веселящая сердце Москва должна стилистически отличаться от, например, строгого, сдержанно-величественного и таинственного Санкт-Петербурга. Петербургу вот такой «Охотный Ряд» точно был бы «не в дугу». Однако я не стала спорить со своими товарищами, благоразумно оставив при себе независимое мнение.

Николай же на радостях до того расщедрился (или, может, эротика так воздействует), что купил нам по хрустальной брошке на счастье и память о встрече: мне – птицу с гранатовым глазом и бирюзовым хохолком, а Майе – коня с позолоченной гривой. Я испугалась его трат и заупрямилась принять подарок. Дипломат же принялся уверять, что это такие пустяки, что, право, не стоит беспокоиться, просил сделать ему приятное и пригласил нас в ресторан. В итоге Майя ему поверила, а за ней и я, и не сказать, чтобы мы долго ломались.

Подруга и я в самом деле мечтали и о подарке, и о ресторане и чтобы кто-нибудь так щедро и красиво поухаживал бы. Эх, женское сердце, слабое, податливое женское сердце. Почему такой неумолимый голод на внимание и ласку живет в тебе и так мучает-томит весь скоротечный бабий век? Что тебе, сердце, до всей этой вечно призрачно-мимолетной романтики, какой в том прок великой матушке-природе? Дай ответ. Не дает ответа…