Норвежский детектив

— Когда это случилось?

— Пошел к черту!

— Почему она уехала?

— Проваливай!

— Ты на сто процентов уверен, что она уехала домой?

— Что ты имеешь в виду?

— А может, ее труп следует искать на дне Тронхеймского фьорда?

Глаза у него забегали.

— Вон! — крикнул он с силой.

Но в теле его силы не чувствовалось.

И все-таки мы ушли.

23

— Садись, — сказал старший следователь Морюд. Весьма прохладным тоном. Другого я, впрочем, и не ожидал.

— Мне вчера вечером записку передали, когда я пришел на работу, — начал я как только мог непринужденно. — Ты хотел поговорить со мной. О чем?

Он положил руки на письменный стол и наклонился вперед:

— А ты сам как думаешь?

Почему-то я догадался, что мне не следовало ему перечить. Я и не стал упорствовать. Морюд пододвинул ко мне стопку листков. На верхнем я прочитал: INTERACTIVE Process Termination[21].

— Ты знаешь, что это такое? — язвительно спросил полицейский.

— Да, — ответил я.

— Ну и что же это такое?

— Это распечатка данных университетского электронно-вычислительного центра. Насколько я вижу, здесь указано, в какое время тот, кто пользовался компьютером Бьёрна Уле Ларсена, подключился к системе и отключился от нее шестого января.

— А другие листы? Что они означают, тебе тоже известно?

Я полистал и ответил утвердительно.

— Значит, ты все это видел раньше?

— Распечатку не видел, только на экране.

— В таком случае ты понимаешь, что означают эти данные?

— Да.

Морюд поднялся, уперся руками в край стола и еще больше наклонился вперед.

— Ты знал это, — сказал он, — целых три дня. И не сообщил в полицию. Ты понимаешь, что сокрытие улик преследуется по закону? Ты отдаешь себе отчет, что я имею полное право прямо сейчас арестовать тебя и предъявить обвинение в том, что ты своими дилетантскими действиями создаешь помехи следствию? Ведь мы располагаем специалистами, знающими, как организовать расследование таких дел. Ты понимаешь, что если бы ты со всем этим сразу пришел к нам во вторник, Марио Донаско, возможно, был бы в живых сегодня?

Лишь с пятой попытки мне удалось принять отработанный, вежливо-бесстрастный тон гостиничного портье. И тем не менее что-то тяжелое продолжало, давить на диафрагму.

— Да, — признал я, — мне известно, что сокрытие улик преследуется по закону. Но ты не можешь меня арестовать. Я ведь сообщил об этом в полицию. Я сразу же рассказал об этом Акселю Брехейму.

Это уже было совсем глупо. Я пожалел, что сказал эту фразу, еще до того, как закончил ее.

Морюд покраснел, чем и подтвердил, что сожаление не было напрасным.

Видимо, чтобы направить его мысли в другую сторону, я спросил:

— Тебе известен человек по имени Стейнар Бьёрнстад?

* * *

В Нарвесеновском киоске на новой автобусной станции я купил все имевшиеся в продаже норвежские газеты, пересек Репслагервейта и вошел в «Три зала».

Я уже был на пути к столику с кофе и шоколадным пирожным, когда в дверях показалась запыхавшаяся Тереза Рённинг.

— Я видела, как ты сюда вошел, — сказала она.

Улыбка у нее получилась дружелюбная, но печальная.

— Поеду следующим автобусом, — объяснила она.

Мы сели за столик у камина. О Марио мы сказали всего лишь несколько слов. Но и тех было достаточно, чтобы понять, что ей почти все известно. Достаточно, чтобы понять, что она меня не упрекала.

Но недостаточно, чтобы рассосалась тяжесть в животе.

Тереза вытащила «Адрессеависен» из кипы газет.

— Ты читал?

— Еще не успел.

Она нашла нужную страницу, где на фотографии была она сама и еще четверо: ее муж, какой-то филиппинец и супружеская пара — норвежец и филиппинка. Заголовок гласил: «Низкопробные методы рекламы женщин из азиатских стран».

— Они обратились к нам, потому что Ларе перед Рождеством разговаривал с одним знакомым журналистом, — объяснила Тереза. — Разговор был сугубо личный, но журналисту показалось интересным выступить с критикой «Филконтакта» именно сейчас, в связи с убийством.

Речь в статье шла о тех рекламных проспектах, копии которых она мне передавала. Упоминались формулировки типа «крупнейший поставщик прекрасных дам», «дивный цветок южных широт» и «благовоспитанные, высокоморальные девушки». Суть интервью сводилась к тому, что такого рода реклама взывает к предрассудкам и ложным представлениям и тем самым позволяет ее авторам выдавать этих женщин за легко доступный на рынке товар.

«Такая реклама явно дискриминационного характера меня как филиппинского гражданина приводит просто в отчаяние, — заявлял филиппинец. — У норвежских читателей может создаться впечатление, что меня едва можно оценить в стоимость авиабилета до Манилы».

— Мы согласились на интервью, — сказала Тереза, — но только с условием, что наше выступление никак не будет увязано с репортажами об убийствах.