Подвал представлял собой большое помещение без мебели, с трубами, проходившими по потолку. Умывальник и сушилка находились в одном конце комнаты – у лестницы, а бойлер располагался в другом. Остальная обстановка состояла из массы коробок, клетчатого легкого кресла, мусорных мешков, наполненных старой одеждой, и акварелью в рамке, с Крытым Мостом. Вик смутно помнила, что рисовала его в начальной школе. Картина была страшненькая. Никакого чувства перспективы. Вик позабавилась, нарисовав на ней маркером стаю летащих пенисов, затем бросила ее в мусор и разложила кресло, которое превратилось в достаточно неплохую кровать. В сушилке она нашла себе смену белья. Вик хотела высушить кроссовки. Но стук и шипение привели бы в подвал ее мать. Поэтому она просто оставила их на нижней ступени.
Она нашла в пакете для мусора какие-то зимние куртки, раскатала их на кресле и натянула пару штук на себя. Кресло выгибалось углами, и Вик не представляла, что сможет спать на таком неровном месте. Но в какой-то момент она закрыла глаза, и, когда открыла их, небо стало синей лентой в длинной щели окна.
Девочка проснулась от возбужденного голоса матери и шагов, гремевших над ее головой. Та звонила по телефону на кухне. Вик поняла это по тому, как она ходила.
– Крис, я звонила в полицию, – говорила она. – Да, они сказали, что со временем она вернется домой.
Через какое-то время Линда продолжила.
– Нет-нет, они не будут заводить дело, потому что она не пропавшее лицо. Ей семнадцать лет, Крис. В таком возрасте они даже не назовут ее сбежавшей.
Вик хотела подняться с кресла и взбежать по лестнице. Но затем она подумала:
Принимая решение, она знала, что поступает неправильно – ужасно неправильно. Скрывается здесь, пока мама наверху бесится от паники. Но как ужасно обыскивать ее комнату, читать дневник и забирать себе вещи, за которые она платила сама из своего кошелька. А если Вик использовала экстези, то это вина родителей. Не нужно было разводиться. И зачем отец бил мать? Теперь она знала, что он делал это. Вик не забыла, как он мочил свои костяшки в раковине. Даже если болтливая сука сама этого заслуживала. Вик хотела немного экстези. В рюкзаке была одна таблетка – в карандашном пенале, – но она оставалась наверху. Интересно, отправится ли мать на ее поиски?
– Но ты не растил ее, Крис! Это делала я! Все делала сама!
Линда перешла на крик. Вик услышала слезы в ее голосе и на мгновение почти одумалась. И вновь удержалась. Казалось, что ночной дождь просочился через ее кожу и сделал кровь более холодной. Она желала этого холода внутри, идеального ледяного спокойствия – мороза, который заглушал бы все плохие чувства и останавливал дурные мысли.
Мать бросила трубку телефона на рычаги, подняла ее снова и еще раз бросила.
Вик свернулась калачиком под куртками.
Через пять минут она заснула.
Когда Проказница проснулась, наступило начало вечера. Дом был пустым. Открыв глаза, она поняла это по застывшей тишине. Ее мать не выносила молчания. Когда Линда спала, у нее работал вентилятор. Когда она бодрствовала, то включала телевизор или звонила подругам.
Вик встала с кресла, пересекла комнату и, подняшись на ящик, посмотрела из окна на передний двор. Ржавого «Датсуна» – машины ее матери – там не было. Вик почувствовала импульс возбуждения. Она надеялась, что в своих поисках мать объедет весь Хаверхилл – почту, вокзал, боковые улицы и дома подруг.
Вик поместила сырые кроссовки в сушилку и поднялась наверх, чтобы съесть чашку «Лаки Чармс» перед телевизором. Она достала из пенала свою последнюю таблетку экстези. Двадцать минут Проказница чувствовала себя легкой и гладкой. Закрыв глаза, она испытывала роскошные ощущения движения – скольжение в воздухе бумажного самолетика. Она смотрела канал «Трэвел» и каждый раз, когда видела лайнер, разводила руки, как крылья, притворяясь парившей машиной. Экстези являлось движением в форме таблетки. Впечатления напоминали поездку в темноте – в кабриолете с открытым верхом. Только во время путешествия не нужно было вставать с кушетки.
Вик помыла в раковине чашу и ложку, высушила их и поместила туда, где они лежали. Затем она выключила телевизор. Прошло около часа, насколько она могла судить по наклонным лучам света, проходившим через деревья.