Ноша

Почему бы не организовать нечто подобное и в Евросоюзе? Каждая страна избирает путём жеребьёвки по сто граждан, и они в течение четырёх дней совещаются по одному большому вопросу: как сделать Европейский Союз до 2020 года демократичнее? Участники, как в Португалии, так и в Эстонии, получают одну и ту же информацию. Каждая страна формулирует десять предложений. Через три месяца делегаты, избранные жеребьёвкой, собираются в Брюсселе, чтобы составить окончательный список из важнейших пунктов будущей политики.

Вот собственно в чём суть эссе…

Ну… это же перебор… или? Что-то уж чересчур новенькое… которое, как мы знаем, хорошо забытое старенькое…

Возможно, я пессимист. Жена, во всяком случае, так и считает. Она-то – оптимист. Она бы наверняка все эти предложения одобрила. Ведь это сулит настоящие изменения.

Лично мне никаких изменений не надо.

Они только к худшему приведут.

И так, как я, думают многие граждане, ведь рейтинг Меркель снова растёт. Она выведет нас из любых затруднений, в которые сама же и завела. Кому ещё, если не ей? Она, а не граждане, всё решает. За нас.

Автор же – автор эссе – явный романтик. Верит, что граждане определят будущую повестку дня, сумеют провести изменения снизу наверх.

Граждане сформировали бы новую Европу?

Это возможно?

Возникла бы новая динамика между странами Евросоюза и Брюсселем.

Демократия, так заканчивалось эссе, это не только господство народа и господство для народа, она и господство посредством народа.

Я удивился – господство?

Что-то в наших мозгах не то.

Ну… И что?

Я включил компьютер и взялся за лекцию. Писал и прислушивался. Вышла? Чемодан собрала и ушла?

О нет, нет, не уходи!

Я же люблю тебя… безответно!

Людмила

Аксель уехал, и я окончательно проснулась.

По-царски позавтракала. Как говорит моя мама: завтрак съешь сам, обедом поделись с другом, а ужин отдай врагу. Я так и делаю, а вес, что ни день, прибавляется.

Аксель не завтракает, только пьёт кофе, а вечером ест за двоих. И – как жердь, худой. Не в коня корм.

Сын и невестка плотненькие, внук на аппетит не жалуется, но тощенький.

Когда его приводят ко мне – а чаще всего приводят спонтанно, без долгосрочных каких-то планов, – я впадаю в форменное уныние. Снова рано вставать, рано ложиться, никакого порядка. А тут ещё муж зудит. Свои воспитательные методы мне навязывает. Внук – бывает же такое! – очень на него смахивает. Серьёзный товарищ.

– Люся, – говорит удивлённо, – ты так по-научному мою мысль объяснила, даже я бы так не смог!

Пять лет пострелёнку! На днях исполнилось.

У моей подружги – внучка. Вся из себя девочка-девочка, бусы навешивает, на каждый пальчик – по колечку, накидки надевает, платочки, короны, такая прелестная! А мой… молоток, плоскозубцы, кусачки, я и слов таких не знаю, в словарь то и дело заглядываю: Hammer, Flachzange, Beisszange. Если гуляем, то он – полицейский, строго следит, чтобы я правила уличного движения соблюдала. Втолковывает на каждом перекрёстке:

– Сначала налево смотри, потом направо, даже когда загорится зелёный, смотри обязательно.

– Налево пойдёшь, – внушаю, – коня потеряешь, направо пойдёшь, смерть найдёшь, а прямо…

– Люся, – он бровки хмурит, – ты опять за своё.

Не хочет приобщаться к сказкам. Ни в какую.

А я гвозди не хочу забивать или из себя добропорядочного пешехода разыгрывать.

– Пойдём-ка, мой друг дорогой, прямо.

– Ну хорошо. Только сначала налево погляди, а потом направо.

– Уговорил.

Мы добрались до детской площадки и надолго там приземлились. Он в машину забрался, рулит, фыркает, «мотор барахлит», кричит, того и гляди гаечный ключ потребует, а где я его возьму? Я устроилась на скамейке, но недолго сидела, холодно.

– Пойдём, Мить?

– Пойдём. Я буду полицейский, а ты будешь моя полицейская машина.

– Кто я, блин, буду?

– Когда ты говоришь «блин», ты сердишься.

– Да?

– Да. Поэтому не говори.

– А ты мне не говори, что я машина!

– Полицейская.

– Ладно, уговорил.

По комплекции я вполне сойду за машину. Похудеть что ли? Да что я, с ума сошла, йогуртами питаться? С утра наварила борща, они есть будут, а я – слюнки пускать? Да я совсем тогда озверею, загрызу мужика, что он всю вину на мою Родину валит. За всё! Во всём Россия одна виновата! Уже и Третью мировую войну ожидал! По нашей вине! Заранее, наверное, труса праздновал. Кто кому накостылял во Второй? То-то же.

– Аксель! – закричал Митька и бросился к деду.

Дед, длинный, худой, раскинул руки, подхватил внука. Оба голубчика так и сияли.

И что-то мне так жалко стало его… Но это всегда так, когда внук с нами. Мы, когда внук с нами, все условия перемирия соблюдаем. Митька, наблюдательный парень, даже как-то сказал:

– С дедушками-бабушками лучше, чем с родителями, они спокойнее.

Я все его меткие замечания записываю. И родителям советую, но им некогда. Эту Митькину мысль я им не озвучила, ещё обидятся.

Папа, мы с ним по скайпу говорим каждый день, позвал маму, и они выслушали подробный Митькин отчёт про полицейского и машину. Потом поделились своими новостями, а под конец папа свой сон рассказал.